Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - [39]

– А выборы были честные? Победа Набиева ни у кого не вызывала сомнений?

– Демократическая партия, общественные организации, исламская партия были за Худоназарова. Но все равно Набиев стал президентом. Я думаю, что тут не было слишком большой фальсификации. Голосовали за Набиева, прежде всего как за коммуниста и потому что считали, что его обижают в Москве, что ЦК КПСС освободил его от должности первого секретаря несправедливо. И когда сравнивали кандидатов, то думали, что Рахмон Набиевич знает республику, работал на различных должностях, был председателем Совета министров, а Худоназаров – кинематографист и не разбирается в административных вопросах, хоть и пользуется уважением. Думаю, что победил опыт.

– На севере жило больше людей, чем на юге, поэтому тех, кто поддерживал Набиева, было больше, чем тех, кто представлял юг – Бадахшан, Гарм – и голосовал за Худоназарова?

– Конечно, основная масса населения в самой густонаселенной Ленинабадской области была за Набиева.

– Как отразился на ситуации в Таджикистане путч ГКЧП?

– Когда был путч, у руля еще был Махкамов. Власть была в замешательстве: они не знали, поддерживать ли путч, несколько раз обсуждали, высказывали разные мнения, но так до конца и не определились.

– И потом Махкамова обвинили в том, что он поддержал ГКЧП или, по крайней мере, не выступил против?

– Да. Не выступил – значит, был заодно. Но в основном в Таджикистане все были за ГКЧП. И руководители, и народ думали, что ГКЧП был нужен, потому что Горбачев разваливает Союз.

– То есть к Горбачеву отношение к тому моменту изменилось?

– Да. Потому что ну как же – руководитель такого ранга, а не может работать. Союзный договор не подписали, шестую статью убрали… Многие тогда обиделись на Горбачева за его, как нам казалось, бездействие.

– В постсоветские годы вышла книга историка Рахима Масова «История топорного разделения». Он писал, что именно большевики ответственны за то, что в 1920-е годы часть исторических таджикских культурных центров – Самарканд и Бухара – отошли к Узбекистану. Когда это стало предметом общественного внимания, люди стали критически высказываться в адрес тогдашнего коммунистического руководства?

– Я не думаю, что эта книга повлияла на отношение людей к коммунистическому руководству. Коммунистическая партия сделала очень много полезного для народа. Действительно, для многих, кто не знал историю, это было новостью, но в основной массе население это знало. Антикоммунистические мнения высказывали в основном националисты, а большая часть народа ценила то, что мы приобрели, когда вошли в состав Советского Союза.

– Горбачевское руководство приглашало таджикских представителей в Москву для обсуждения нового Союзного договора?

– Мы участвовали в обсуждении. Избрали для этого группу из трех человек, которую возглавил я как заместитель председателя Верховного совета Таджикистана. Почти два месяца мы обсуждали этот вопрос здесь, на совминовской даче в Морозовке. Были дебаты. Сюда же приезжали из Верховного Совета СССР. Я помню, как пленарные заседания поочередно вели руководители групп из разных республик. И когда председателем пленарного заседания был я, захотел выступить Рафик Нишанов, тогда председатель Совета национальностей Верховного совета СССР. Его не хотели слушать, освистали (Нишанов представлял позицию союзного руководства, точнее, Горбачева, против которой выступали представители других республик. – А.Д.). Я с трудом призвал всех к порядку. Но мы обсуждали каждую статью, каждую деталь и в итоге составили очень хороший Союзный договор.

– Это было обсуждение того нового Союзного договора, подписание которого было сорвано путчем ГКЧП?

– Да. Подписание было сорвано, но почему Горбачев тянул с ним до 20 августа, если в июле договор был уже готов? Если бы он его подписал, до ГКЧП и такого развала не дошло бы.

– Если бы не случилось развала СССР, была бы гражданская война в Таджикистане?

– Нет. Совершенно точно нет.

– На момент развала вы уже не были председателем Верховного совета Таджикистана?

– Так получилось, что, когда меня избирали председателем Горно-Бадахшанской автономной области (1990 год. – Прим. ред.), одновременно я стал заместителем председателя Верховного совета. Но тогда у руля была КПСС, и Верховному совету придавалось мало значения. Когда шестую статью убрали, эта должность стала второй по значению после президентской. После череды провластных и оппозиционных митингов на центральных площадях в Душанбе летом 1992-го вынужден был уйти в отставку председатель Верховного совета Сафарали Кенджаев (основатель прокоммунистического Народного фронта Таджикистана, приведшего к власти Эмомали Рахмонова. – А.Д.), и на его месте оказался я. А в августе так называемая «молодежь Душанбе» (группа воинствующих молодых людей, выступавших от имени оппозиции, организованная противниками президента Набиева, чтобы его шантажировать и оказывать на него давление. – А.Д.) внезапно в аэропорту взяла в заложники Набиева и потребовала его ухода с поста президента. Под сильнейшим давлением он подписал заявление, хотя я просил, чтобы он этого не делал. Он меня спрашивал: «Если я подпишу, война закончится?» Я ему говорил: «Нет, если подпишете, война начнется». Вот как мы с ним тогда разговаривали. Но у него не было другого выхода. В результате я как председатель Верховного совета вынужденно исполнял обязанности главы государства.