Почему не Эванс? - [40]

– Преступник? – В голосе Роджера чувствовалось неприкрытое неверие.

– Погодите, я вам сейчас все расскажу.

Она подробно изложила ему все, что произошло с того дня, когда Бобби и доктор Томас нашли тело, умолчав лишь о том, что ее авария была подстроена. Зато она представила дело так, будто нарочно задержалась в Мерроуэй-Корт из-за желания докопаться до сути и разгадать тайну. На отсутствие интереса у ее слушателя Фрэнки посетовать не могла. Роджер, казалось, был заворожен ее рассказом.

– Неужели это правда? – спросил он. – Что этого парня Джонса отравили и все такое прочее?

– Истинная божья правда, мой дорогой.

– Простите мне мою недоверчивость, но ведь, чтобы переварить факты, нужно время, правда? – Он немного помолчал, нахмурившись, и наконец сказал: – Послушайте, как бы фантастически все это ни звучало, я думаю, вы правы в своем первом выводе. Этого человека – Алекса Причарда, или Алана Карстэрса, – должно быть, убили. Если нет, тогда какой смысл нападать на Джонса? Мне кажется, не имеет значения, является ли фраза «Почему не Эванс?» ключом к этому делу или нет, поскольку вы понятия не имеете, что это за Эванс и о чем его спрашивать. Давайте предположим, что убийца или убийцы считали Джонса обладателем неких сведений, представлявших для них угрозу. Неважно, был ли он таким обладателем на самом деле. Поэтому они и попытались убрать его и, возможно, попробуют снова, если напали на его след. Пока что все вроде бы звучит осмысленно, но я не понимаю, как вы додумались до того, что Николсон – преступник.

– Он зловещая личность, и у него темно-синий «Тэлбот». И его не было здесь в тот день, когда отравили Бобби.

– Это все не доказательства.

– Есть еще многое из того, что миссис Николсон говорила Бобби.

Фрэнки изложила кое-что из сказанного Мойрой. Произнесенные вслух на фоне мирного английского пейзажа, эти слова звучали неубедительно и мелодраматично. Роджер пожал плечами.

– Она считает, что это Николсон поставляет Генри зелье, но ведь это всего лишь предположение, которое не может служить доказательством. Мойра думает, что он хочет заполучить Генри в Грейндж в качестве пациента? Но это же естественное желание любого врача. Всем им хочется иметь как можно больше пациентов. Она думает, что он влюблен в Сильвию? Ну что ж, тут я, разумеется, ничего не могу сказать.

– Возможно, она права в своем мнении, – сказала Фрэнки. – Уж кому знать мужа, как не жене?

– Если даже допустить, что дело обстоит именно так, это вовсе не означает, что Николсон – опасный преступник. Великое множество законопослушных граждан влюбляется в чужих жен.

– А как же ее убежденность в том, что он хочет убить ее? – стояла на своем Фрэнки.

Роджер насмешливо посмотрел на нее.

– И вы принимаете это всерьез?

– Она-то как-никак в это верит.

Роджер кивнул и закурил сигарету.

– Вопрос в том, насколько серьезно отнестись к этой ее вере, – сказал он. – Что касается Грейнджа, я согласен: от тамошней обстановки мурашки по коже бегают. Там полно странных типов. От жизни в таких условиях женщина может лишиться рассудка, особенно если у нее слабые нервы и она пуглива.

– Выходит, вы считаете, что это неправда?

– Этого я не говорю. Возможно, она совершенно искренне верит, что он хочет убить ее, но есть ли для этой веры какие-то действительные основания? Похоже, нет.

Фрэнки вдруг с удивительной ясностью вспомнила слова Мойры: «Это всего лишь нервы». Но именно они почему-то убеждали девушку, что дело не в нервах. Однако Фрэнки вдруг обнаружила, что не знает, как объяснить это Роджеру.

Молодой человек тем временем продолжал:

– Поймите, что, если бы вы могли доказать, что в день трагедии на утесе Николсон был в Марчболте, это было бы совсем другое дело. Или же если бы мы могли найти какой-то определенный мотив, связывающий его с Карстэрсом. Но мне кажется, что вы совершенно забываете о настоящих подозреваемых.

– Каких настоящих подозреваемых?

– Ну, этих, как их там… Хейменах.

– Кейменах.

– Вот-вот. Они-то уж наверняка замешаны в этом деле. Во-первых, ложное опознание тела. Затем это их настойчивое желание узнать, не сказал ли бедняга чего перед смертью. И я думаю, вполне логично предположить, как вы уже сделали, что приглашение в Буэнос-Айрес пришло через них или было устроено ими.

– Обидно, когда тебя отчаянно стараются убрать, потому что думают, что ты что-то знаешь, а ты и сам при этом не знаешь, что ты такого знаешь. Черт побери, как же можно запутаться в словах! – воскликнула Фрэнки.

– Да, – мрачно сказал Роджер, – это была ошибка с их стороны. Ошибка, на исправление которой им понадобится столько времени, что может и не хватить.

– Ой! – вскричала Фрэнки. – Мне только что пришло в голову. Понимаете, до сих пор я предполагала, что фотография миссис Кеймен подложена вместо фотографии Мойры Николсон.

– Могу заверить вас, – торжественно сказал Роджер, – что я никогда не носил у сердца образ какой-то там миссис Кеймен. Эко сокровище! Судя по всему, она довольно противное создание.

– Она по-своему симпатичная, – сказала Фрэнки. – В том смысле, что она вела себя дерзко и была способна увлечь. Но суть вот в чем: у Карстэрса, наверное, была при себе и ее фотография, а не только снимок миссис Николсон.