Почему любовь ранит? Социологическое объяснение - [60]

. Женщины открыто говорили поклонникам о своем чувстве неполноценности. Чувства Фрэнсис Седжвик отнюдь не единственный случай, подобные ощущения были широко распространены на протяжении всего столетия. Например, в своем исследовании, посвященном ухаживаниям и сватовству в XIX в., Эллен Ротман предположила что, придерживаясь более идеалистических взглядов, женщины чаще мужчин боялись, что их поклонники имеют слишком высокое мнение о них. Учительница из Лонг-Айленда умоляла своего жениха: «Поскольку ты думаешь обо мне так возвышенно, намного лучше, чем я заслуживаю, мне бы хотелось, чтобы ты узнал меня такой, какой я являюсь на самом деле: слабой, хрупкой, порывистой и своенравной»[306]. Гарриет Кокс, после помолвки с Альбертом Бледсоу испытывала те же чувства, но выразила их в «личном» письме: «Глубина его чувств и пылкая привязанность не должны вызывать во мне тщеславие, ибо я знаю, что он слишком переоценивает меня». Одна женщина из Нью-Йорка, Персис Сибли, пытаясь предостеречь поклонника от ошибки, писала ему: «Не думайте, что у меня нет недостатков, ибо, без сомнения, их предостаточно. Я не хочу, чтобы вы разочаровались, считая меня безупречной». Сибли считала, что ей не удалось убедить жениха в своей небезупречности. И она представила себе «суровое испытание», с которым столкнется после замужества, когда «увидит, как пелена спадает с его глаз», слепо поклоняющихся ей как совершенству. «Переоценка губительна для всех»[307]. И Мария Пирсон «считала себя недостойной любви Эфраима (ее поклонника) и не заслуживающей его похвалы»[308]. Там, где Эфраим видел «все, что в его воображении когда-либо рисовалось ему как образ женщины, способной сделать [его] счастливым», она видела лишь обычную женщину, полную сомнений и неуверенности в себе[309].

И последний пример, Сэмюэль Клеменс (Марк Твен), ухаживая за Оливией Лэнгдон, писал:

Пожалуйста, не обижайтесь, когда я хвалю вас, Ливи, ибо я знаю, что говорю чистую правду. И все же один недостаток я признаю — это самоуничижение… Однако, как бы то ни было, ваше самоуничижение — это добродетель, заслуга, ибо оно происходит от отсутствия эгоизма, который является одним из самых серьезных недостатков[310].

В Англии, имевшей так много культурных связей с США, мы наблюдаем сходные представления о себе, например, в переписке между Элизабет Барретт и Робертом Браунингом. Для современного наблюдателя поразительно, что немалая часть переписки Барретт и Браунинга посвящена утверждениям Роберта об уникальности и исключительном характере Элизабет и ее возражениям против этих заявлений. В письме, написанном в сентябре 1845 г., Элизабет утверждает: «То, что вы вообще заботитесь обо мне, с самого первого часа и до сих пор вызывает у меня неподдельное удивление — и я не могу избавиться от боли, которую иногда испытываю, думая, что для вас было бы лучше, если бы вы никогда не знали меня»[311] (курсив мой). В феврале 1846 г., когда процесс ухаживания был уже в самом разгаре, Элизабет написала: «Ничто не смущает меня больше, чем ваша любовь»[312]. И в марте 1846 г.: «Если вы будете продолжать превозносить меня так высоко благодаря вашей способности любить, я могу не оправдать ожиданий, которые вы возлагаете на меня»[313]. Каждое из таких заявлений, в свою очередь, вызывало сильный протест со стороны Роберта и только усиливало его признания в любви и приверженности. Вот еще один пример, Джейн Клермонт, бывшая некоторое время любовницей лорда Байрона, отошла от пассивной роли, которую ей следовало играть, и все же, уважая условности любовных писем, писала ему: «Я не жду, что ты меня полюбишь, я не достойна твоей любви. Я чувствую, что ты выше меня, но, к моему великому удивлению, скорее к моему счастью, ты проявил пыл и страсть, которые, как я полагала, больше не живут в твоем сердце»[314].

В этих заявлениях женщины демонстрируют свое более низкое положение не по отношению к мужчинам, которые их очень любят, а по отношению к нравственным идеалам личности (за исключением, возможно, последнего примера). Это подтверждается наблюдением, что мужчины тоже сомневаются в себе, хотя намного реже и менее характерно. Гарри Седжвик, член Бостонской элиты, был помолвлен с Джейн Майнот. В течение 17 месяцев разлуки они писали друг другие многочисленные письма: «Одной из постоянных тем их переписки было то, что Гарри — интеллектуально, духовно и профессионально был (не)достойным партнером Джейн… К концу зимы он испытал кратковременный кризис уверенности в себе: „Жаль, что я не могу заглянуть в будущее, — писал он, — для того, чтобы узнать лишь одно: стану ли я когда-нибудь недостоин тебя и потеряю ли твое уважение“»[315]. Мы можем сделать определенные выводы из этих форм самоуничижения. Во-первых, они предполагают, что партнеры обладают «объективными» способами самооценки. Здесь речь идет о способности посмотреть на себя глазам другого человека и считать себя ответственным перед объективными критериями ценности, т. е. общими критериями, объединяющими и мужчин, и женщин. Более того, вполне возможно, что здесь осуществляется одновременно способность критиковать себя (и таким образом проявлять свой характер) и способность устанавливать близкие отношения, открывая друг другу свои изъяны и недостатки. Демонстрируя способность следовать идеалу личности и критиковать себя во имя этого идеала, эти женщины и мужчины проявляют свою индивидуальность, которая не нуждается в том, что наши современники назвали бы «эмоциональной поддержкой» или «признанием». Это индивидуальность, способная дать себе собственную оценку, черпая ощущение своей значимости не из признания и одобрения других, а из способности отвечать нравственным стандартам и совершенствоваться в их достижении. Несомненно, такие ритуалы самоуничижения вызывали ритуальные протесты у другой стороны; но они не требовали «признания и одобрения», скорее они использовались как критерии «стойкости и приверженности» мужчин. И снова здесь речь идет не об индивидуальности женщины или ее потребности в признании и одобрении, а о способности мужчины проявлять и доказывать свое упорство.