Почему любовь ранит? Социологическое объяснение - [57]

Перевод Алекса Грибанова

Свершилось, силою любви к тебе я покорен

И уз ее не сброшу я вовеки;

Но счастьем бранным ты мне отдана,

Ведь это ты, мой драгоценный друг, упала в пыль

К моим ногам, когда в бою мы встретились, — не я.

Ахиллес Пентесилее, Генрих фон Клейст

«Пентесилея»[285]

В своем труде «Размышления» (Meditations) Декарт определяет общие черты поворотного момента в модернизме: сознание, охваченное сомненьями, которое одновременно пытается установить достоверность собственного знания. В своем третьем «Размышлении» Декарт пишет:

Я — существо мыслящее (сознательное), то есть существо сомневающееся, утверждающее, отрицающее, которое что-то понимает и о многом не ведает, — [которое любит, ненавидит], желает, отвергает, которое, кроме того, наделено воображением и чувствами. Ибо, как я уже отмечал, хотя мои ощущения или мое воображение, возможно, вовсе не существуют вне меня [и сами по себе], я все-таки уверен, что те формы сознания, которые я называю восприятием и воображением, поскольку ничем иным как, формами сознания они не являются, определенно существуют во мне[286].

Интеллектуальная акробатика Декарта состоит в утверждении, что метод достижения уверенности заключается в проявлении сомнения и что мыслящее существо является единственной инстанцией, которая может одновременно и сомневаться, и подтверждать знание, причем сомнение является способом установления достоверности.

Много написано о желании контролировать, содержащемся в декартовской попытке определить достоверность знания в пределах сознания[287]. Меньше внимания уделялось явному удовольствию, которое получает мыслящая личность от своей способности являться объектом уверенности[288]. В тексте Декарта переживание сомнения имеет ликующий характер в лакановском смысле удовольствия, которое ребенок получает от ожидания контроля над своим телом. Декартовское сомнение является ликующим и торжествующим, поскольку оно предвкушает достоверность.

Современный философ Жан-Люк Марион следует размышлениям Декарта и утверждает, что его метафизика объектов, т. е. метафизика, цель которой — установить достоверность объектов, не может способствовать установлению более важной достоверности, а именно достоверности собственного «я», самосознания или эго. Самомнение нуждается не только и не столько в эпистемической (познавательной) или онтологической уверенности (связанной с проблемой бытия), но и в эротической, которая, возможно, является единственной, способной ответить на вопрос о том, чего эта уверенность заслуживает. Марион предполагает, что влюбленный противостоит cogitans (существу мыслящему), поскольку там, где последний ищет достоверности, первый ищет подтверждения (или «утешения») и заменяет вопрос «Существую ли я?» вопросом «Любит ли меня кто-нибудь?»[289].

Переосмысление Марионом попытки Декарта установить достоверность не случайно. Оно говорит о том, что онтологическая безопасность и чувство ценности теперь находятся под угрозой в романтических и эротических отношениях. Сказать, что сексуальные контакты стали организованными в социальных областях, — значит сказать, что они могут предоставлять социальный статус и давать ощущение ценности. Даже беглый взгляд на современные сексуальные и романтические отношения свидетельствует о том, что сексуальность и любовь стали важными составляющими чувства собственной значимостиличности. Я бы сказала, что в условиях позднего модернизма именно эротический вопрос лучше всего формулирует проблему подтверждения и что он заменил эпистемический вопрос, но это изменение чревато апориями личности (непреодолимыми противоречиями, связанными с решением проблемы).

Почему любовь — это прекрасное чувство

Любовь рассматривалась философами как форма безумия[290]; впрочем, это особая форма безумия, ибо ее сила проистекает из того факта, что она повышает самомнение и обеспечивает личность возросшим осознанием собственной силы. Романтическая любовь улучшает самооценку, давая возможность посмотреть на себя влюбленными глазами другого человека. Процитируем Гете в связи с этим. Вертер, его персонаж, говорит: «Она любит меня! Каким бесценным показался я сам себе! Как я… тебе я могу в этом признаться, ведь ты понимаешь, о чем я… как я благоговею перед собой с тех пор, как узнал, что она любит меня!»[291]. Когда любишь, не обращаешь внимания на недостатки другого. Как иронично заметил Дэвид Юм: «Охваченный вожделением, чувствует, по крайней мере, минутное благоволение к объекту своей страсти, воображая ее при этом более красивой, чем обычно»[292]. Саймон Блэкберн замечает, что «влюбленные совсем не слепы. Они прекрасно видят целлюлит, бородавки и косоглазие друг друга, но вот что странно, они не обращают на них внимания и даже могут найти их очаровательными»[293]. Такое снисхождение присуще любви и приводит к тому, что самооценка объекта любви значительно повышается (на время). Фрейда также заинтересовал этот факт: «Нас всегда поражал феномен завышенной сексуальной оценки — дело в том, что объект любви обладает определенной долей свободы от критики и все его особенности и характерные черты ценятся намного выше, чем у людей, которых не любят, или выше его собственных особенностей и черт в то время, когда он не был любим»