Почему любовь ранит? Социологическое объяснение - [119]

Вот еще один пример — Орит, 38-летняя женщина, работающая помощником секретаря в одной организации. Она рассказывает историю о том, как влюбилась в мужчину, с которым познакомилась в интернете за три года до этого интервью.

Орит: Мы долго переписывались, и у меня возникло такое чувство, что я знаю его очень хорошо.

Корр.: Вы когда-нибудь встречались?

Орит: Нет. Однажды, кажется, это было два года назад, мы решили встретиться, но в последний момент он отменил встречу.

Корр.: И с тех пор вы его не видели?

Орит: Нет. Я, правда, не знаю, почему он все отменил. Думаю, он струсил или что-то в этом роде.

Корр.: Это повлияло на ваши чувства к нему?

Орит: Вовсе нет. Я все равно продолжала любить его. Все эти годы мне кажется, что он единственный, кого я люблю. Он мне очень близок, даже несмотря на то, что мы больше не переписываемся. Я чувствую, что знаю его очень хорошо и понимаю его.

Корр.: Он вам близок?

Орит: Да.

Корр.: Но как, если вы никогда с ним не встречались?

Орит: Ну, во-первых, он много о себе рассказывал. Мы много переписывались. Видите ли, со всеми этими новыми технологиями, вы можете многое узнать о человеке. На Facebook я могу увидеть его друзей, что он делал, как он провел отпуск; его фотографии; часто мне кажется, что он рядом со мной в комнате, я вижу, когда он заходит на Gmail, когда он входит в систему; когда он занят в Skype; я могу увидеть, какую музыку он скачал и что он слушает. Как будто он все время рядом со мной, в моей комнате. Я вижу, что он делает, что он слушает, на какие концерты ходил, поэтому он мне кажется очень близким.

Непонятно, в какой мере Орит взаимодействует с реальным или воображаемым персонажем. Ее эмоции, я бы сказала, имеют эпистемологически промежуточный статус: поскольку она никогда не встречалась с этим человеком и ее эмоции в значительной степени самообразованы, а не вызваны реальными взаимоотношениями, даже виртуальными — они вымышлены. Однако в той мере, в какой она взаимодействует с реальными техническими устройствами (Gmail, фотографии на Facebook и т. д.), можно сказать, что это своего рода интерактивные вымышленные эмоции, закрепленные в технических объектах, которые воплощают и делают настоящим воображаемого человека. Можно сказать, что технология здесь играет роль создателя вымышленных эмоций посредством «присутствующего отсутствия». Кажется, что интернет поддерживает отношения именно с помощью фантазматического присутствия, которое он создает. Фантомная конечность — это ранее ампутированная конечность, неврологическое присутствие которой все еще ощущается субъектом. Подобным образом и технология интернета создает фантомные чувства — чувства, которые переживаются как ощущения, вызванные реальным воздействием, но их фактический объект отсутствует или вообще не существует. Это стало возможным благодаря техническим устройствам, имитирующим присутствие. В то время как романы и фильмы вызывали чувства с помощью сильных механизмов отождествления, новые технологии создают чувства, устраняя расстояние и имитируя присутствие, а также предоставляя эмоциям реально существующие якоря. Больше, чем любая другая культурная технология, интернет позволяет воображению, основанному на ограниченном сенсорном контакте, вызывать эмоции, которые становятся самодовлеющими, питают и поддерживают сами себя. Если воображение — это способность представить то, что отсутствует, интернет предлагает радикально новый способ управления отношениями между присутствием и отсутствием. В самом деле, одними из главных показателей, по которым можно сказать, что воображение изменяется и имеет историю, являются именно линии различий и нововведений в способах управления «присутствием и отсутствием» и в способах, которыми воображение может поддерживать само себя. Самодовлеющее воображение становится невосприимчивым к взаимодействиям реальной жизни и организуется вымышленными материальными и технологическими программными продуктами.

Заключение

В этой главе подробно рассматриваются несколько процессов: усиление кодификации и мобилизации мечты как обычной познавательной и эмоциональной деятельности в любви; связь между разочарованием и структурами повседневной жизни и близких отношений, которая препятствует переходу от воображения к повседневному существованию, тем самым порождая разочарование; рационализация воображения и желания с помощью информационно насыщенных технологий; и прогрессирующая автономизация желания и воображения, т. е. тот факт, что они становятся своими собственными целями, не направленными на конкретный объект. Таким образом, воображение как культурная практика стало одновременно высоко институционализированным и строго индивидуальным свойством все более монадических индивидов, чье воображение не имеет конкретных реальных объектов или, по крайней мере, испытывает трудности с концентрацией на одном из них. Следовательно, хотя конкретные отношения становятся все более осмысленными и организованными в соответствии с процедурными правилами, работа воображения, помимо этого, все более склоняется к форме самодовлеющего желания, желания, которое питает само себя и имеет мало возможностей осуществить переход от фантазии к повседневной жизни. Эти изменения разлагают классическую структуру желания, продиктованную волей и ориентированную на объект, ядро которой управляло противоречиями между воображаемыми объектами и реальностью, а также сдвигами и переходами от одного к другому.