Почему любовь ранит? Социологическое объяснение - [104]

Она раз за разом повторяет себе: «У меня есть любовник! У меня есть любовник!» <…> Она вступала в чудесное царство, где все будет пронизано страстью, экстазом и восторгом; ее окружали бескрайние лазоревые просторы, перед глазами сверкали искрящиеся вершины пылких чувств, а повседневная будничная жизнь виднелась лишь далеко внизу, в тени между этими вершинами.

Она вспомнила героинь прочитанных романов, и восторженный хор этих неверных жен запел в ее памяти сестринскими голосами, очаровавшими ее. Она чувствовала себя так, будто сама становилась частью этого воображаемого мира, как будто воплощала в жизнь давнюю мечту своей юности, причисляя себя к тем влюбленным женщинам, которым она так завидовала прежде. <…> А сейчас она торжествовала, и так долго сдерживаемая ею любовь радостно хлынула обильным бурлящим потоком. Эмма наслаждалась ей без угрызений совести, тревог или душевных страданий[499]

(курсив мой. — Автор).

Благодаря предвкушению воображение Эммы формирует те чувства, которые заставят ее разочароваться в своей замужней жизни и побудят ее влюбиться в Леона и Родольфа. «Мадам Бовари» был одним из первых романов, поставивших под сомнение связь воображения с задачами и обязанностями повседневной домашней жизни. Дон Кихот фантазирует и мечтает гораздо больше, чем Эмма, но его романтические фантазии не бросают вызов его обязанностям отца или мужа и не ставят под угрозу домашний очаг или семью. Кроме того, в отличие от Дон Кихота, Эмма — прежде всего жена доброго заурядного провинциального врача, и ее фантазии, занимающие главное место в ее внутреннем мире, переплетаются с мечтами об эмоциональной и преуспевающей жизни: «Однообразие повседневности заставило ее мечтать о роскоши, а супружеская привязанность мужа довела ее до жажды измены»[500]. Воображение здесь одновременно частное/эмоциональное и социальное/экономическое. Оно является движущей силой колонизации будущего; оно обосновывает выбор настоящего, исходя из субъективного представления о будущем, и, в свою очередь, формирует его. Один из наиболее интересных переходов к институционализации воображения в массовой культуре может быть охарактеризован тем, что она все больше формируется с помощью технологий и культурных жанров, вызывающих желание, жажду и предвосхищающие эмоции, эмоции о грядущих чувствах и ощущениях и когнитивные сценарии о том, как следует себя чувствовать и действовать.

Воображение воздействует на настоящее и формирует его, четко создавая потенциальные возможности настоящего — каким оно могло бы или должно было быть — когнитивно все более заметные. Как ясно дает понять рассказчик в «Мадам Бовари», это романтическое воображение оказывает двоякое воздействие: оно делает любовь предвосхищающей эмоцией, т. е. эмоцией, которую ощущают и о которой мечтают до того, как она возникает на самом деле; и эта предвосхищающая эмоция, в свою очередь, формирует оценку настоящего, поскольку она позволяет реальным и вымышленным чувствам частично совпадать и заменять друг друга.

[Когда Эмма писала любовные письма Леону], она видела в своем воображении другого мужчину, призрак, сотканный из ее самых страстных воспоминаний, из самых приятных, прочитанных ею описаний и самых сильных ее желаний; наконец, он стал настолько реальным и осязаемым, что она даже вздрогнула от изумления, однако он был практически неразличим под изобилием своих добродетелей, и ей не удалось ясно себе его представить[501].

Воображение Эммы делает Леона персонажем, балансирующим между реальностью и вымыслом, превращая реальность собственных ощущений в репетицию воображаемых культурных стереотипов и сценариев.

Эмма не может отличить свою любовь от созданных ею образов любви. Предвосхищая постмодернистские стенания, ее любовь кажется не чем иным, как повторением пустых знаков, которые, в свою очередь, повторяются вновь возникающими культурными индустриями. В отличие от утверждений Гоббса и Сартра, воображение Эммы гораздо ярче и реальнее ее повседневной жизни. По сути, именно ее повседневная жизнь кажется бледной, едва заметной копией воображаемого оригинала, пролегоменом (предварительным рассуждением) о страхе Бодрийяра, что реальность сведена к ее имитации. В эпоху модернизма работа воображения влияет на отношение к реальности, умаляя ее, делая ее слабым и бледным отражением пережитых в уме сценариев.

Таким образом, проблема воображения указывает на организацию желания: как люди желают, как культурно значимые познания формируют желание и как такие желания, обусловленные культурными особенностями, в свою очередь, создают обычные формы страдания, среди которых хроническая неудовлетворенность, разочарование и безысходная тоска. Воображаемое предвкушение переживания представляет собой две проблемы: эпистемологическую (я переживаю нечто реальное или представление об этом?) и этическую (как это повлияет на мою возможность жить хорошей жизнью?). Вопрос об эмоциональном воздействии технологий воображения стоит тем острее, что XX в. ознаменовался впечатляющим ускорением развития этих технологий. Кинематограф усовершенствовал то, чему положил начало роман, — техники отождествления с персонажами, исследование неизвестных визуальных условий и поведения и художественное оформление образов повседневной жизни — что расширило диапазон техник, позволяющих человеку представить и сформировать свои устремления. Больше, чем любая другая культура в истории человечества, потребительская культура активно и даже агрессивно вызывала работу воображения и фантазии. В самом деле, в истории Эммы Бовари не так часто упоминается о том, что воображение заставляет ее брать в долг у Лере, хитрого торговца, продающего ей ткани и безделушки. Воображение Эммы непосредственно связано с ранней потребительской культурой Франции XIX в. именно благодаря романтическому желанию.