Почему исповедуются короли - [80]

– Вы имеете в виду мадам Соваж?

– Да, именно.

– Она действительно смогла это сделать?

– Еще как смогла. Я почувствовала, как он повернулся – словно во мне бултыхнулась большая рыбина.

Геро отставила чашку.

– Давно вы с ней знакомы?

– С мадам Соваж? С детства. Мы вместе росли в Париже.

– Значит, вы знали и Дамиона Пельтана?

– Нет. К тому времени, когда доктор Филипп-Жан привел домой Дамиона, моя семья уже переехала в Ниццу.

Геро непонимающе приподняла брови.

– В каком смысле «привел домой»?

– Дамион Пельтан приходился Алекси сводным братом, а не родным. Она узнала о его существовании, только когда выросла.

– И когда же это случилось? –  резко спросил Геро, резче, чем намеревалась.

Клер Бизетт наморщила лоб.

– Я точно не вспомню. Уже после Террора. Кажется, летом 1795 года.

ГЛАВА 48

Как было общеизвестно, вдовствующая герцогиня Клейборн не покидала своей спальни до полудня, а то и до часа дня. Все еще лежа в постели, она потягивала горячий шоколад, когда Себастьян вошел в комнату и бросил на стул шляпу и пальто с пелеринами.

– Подбрасываешь мне негодный предлог простить дворецкого, который наверняка даже не пытался тебе воспрепятствовать, да? –  спросила тетушка Генриетта, садясь прямее.

– Не отказывайте человеку в доверии, он пытался.

 Свободной рукой она поправила кружевной чепец.

– Ну, что тебе так срочно понадобилось?

 Себастьян подошел к камину, чтобы согреться.

– Хочу узнать все, что вы можете рассказать о леди Жизель Эдмондсон.

– Леди Жизель? Святые небеса, для чего?

– Уважьте меня, пожалуйста.

– Ну, дай-ка подумать, –  нахмурилась, размышляя, тетушка. – Ее отцом был третий граф Бандор. Красивый мужчина, но, увы, склонный к аффектации  и чрезмерно увлекшийся работами французских философов. Едва закончив Оксфорд, он уехал в Париж и отказался вернуться домой, даже когда после смерти отца унаследовал титул и поместья.

– Он женился на француженке?

– Да. На одной из приближенных Марии-Антуанетты. И большую часть своего детства Жизель провела в Версале. Они с Марией-Терезой, в сущности, выросли вместе.

– А потом началась Революция.

Тетушка Генриетта поставила звякнувшую чашку с шоколадом на поднос.

– Да. Глупец. Он мог уехать. Как сделали многие другие. Но не захотел упустить возможность стать свидетелем экстраординарных событий.

– Те события действительно были экстраординарными. Но наверняка не совсем такими, как он ожидал. Бандора и его жену убили?

– Да. В конечном итоге выжила только Жизель, двух младших детей так и не нашли. Мальчика, которому следовало стать четвертым графом, объявили мертвым несколько лет назад.

– И кому достался титул?

– Двоюродному брату.

– Поскольку большая часть достояния Бандора находилась в безопасной Англии, полагаю, приданое Жизель уцелело, несмотря на Революцию?

– О да. Она могла бы выйти замуж в любое время, если б пожелала.

– Так почему не вышла?

Тетушка наградила его долгим мрачным взглядом.

– Право слово, Себастьян, задействуй свое воображение. Ты же знаешь, что там творилось в те дни… что там творили с аристократками. Я слышала, у нее даже родился ребенок, хотя, к счастью, вскорости умер.

– Понятно, – сказал он тихо. И подумал, что это обстоятельство, вероятно, многое объясняет в отношениях леди Жизель и Марии-Терезы.

Тетушка Генриетта добавила:

– По большей части те, кто сейчас отираются возле Бурбонов, – это бесполезные нахлебники. Но не Жизель. Что бы ни происходило, подозреваю, именно она помогает принцессе выстоять. Они почти неразлучны с тех самых пор, как Марию-Терезу выпустили из тюрьмы.

– А как бы вы ее охарактеризовали?

Ответ почему-то предварил тяжкий вздох.

– Ну… Леди Жизель обаятельна, мила и, уж конечно, гораздо приятней в общении, чем Мария-Тереза.

– Но? –  подсказал Себастьян.

– По-правде, я бы крайне обеспокоилась, если бы один из моих сыновей вдруг вознамерился на ней жениться.

– И как это понимать?

Но тетушка Генриетта лишь покачала головой, не желая облекать в слова свои мысли.

          * * * * * * * *

Амброз Лашапель изучал привозные кружева в витрине маленького магазинчика на Бонд-стрит, когда Геро сошла на тротуар из коляски и подступила к нему.

– Давайте пройдемся по улице, месье, – сказала она, улыбаясь. – Мне хотелось бы кое-что с вами обсудить.

Бросив быстрый, опасливый взгляд на ее вздувшийся живот, француз отвел глаза.

– Вы ходить-то можете?

– Конечно, я могу ходить. И уверяю, что не имею намерения разрешаться от бремени посреди Бонд-стрит, можете не бояться.

Задрав подбородок, Лашапель покрутил головой из стороны в сторону, словно шейный платок внезапно стал ему слишком тесен.

– Почему со мной?

– Я только что обнаружила нечто удивительное. И, поразмыслив, решила, что именно вы тот человек, который сумеет мне все объяснить.

– Не думаю, что мне понравится этот разговор, – вздохнул французский придворный.

Но Геро лишь скупо улыбнулась сжатыми губами и неумолимо повлекла его вдоль по улице.

ГЛАВА 49

Выйдя из особняка тетушки Генриетты, Себастьян покинул Мейфэр и провел следующие несколько часов в округе Святой Екатерины, опрашивая жителей Кошачьего Лаза и «Двора висельника». Он разрабатывал версию, которой для правдоподобия не хватало слишком многих деталей, и временами казалось, что она строится скорее на предрассудках и предубеждениях самого Себастьяна, нежели на чем-то более основательном.