Сейчас, войдя в купе, бабушка окинула всё хозяйским глазом и начала командовать:
— Значит, вещи на месте. Погоди, а где плетёнка с продуктами?
— Мама, да не волнуйтесь, всё будет в порядке.
— Как это в порядке, когда плетёнку наверх загнали? Ведь там же масло. Как ты будешь ехать четверо суток с ребёнком на верхней полке, не представляю!
Таткин папа посмотрел на соседа и рассмеялся. Дипломатический ход бабушки был удачен. Через несколько секунд Татка уже сидела на нижней полке.
— Осталось семь минут. Будь осторожен, Петенька!
Неожиданно бабушка обняла папу и заплакала:
— Кто бы мог подумать! Прости и меня, старую…
— Успокойтесь, мама! папа погладил бабушку по голове совсем как Татку, когда она плачет, достал платок и высморкался. Глаза у него покраснели. Татка тоже чуть не заплакала, но в это время объявили, что поезд должен ехать, а провожающим надо сойти. Бабушка заплакала ещё сильнее, заставила папу зачем-то присесть и снова поцеловала Татку. Потом папа пошёл её проводить. Поезд ехал сначала медленно, так что бабушка успевала идти рядом и махать Татке рукой. Вдруг поезд заторопился, и сколько бы Татка ни смотрела вбок, бабушки уже не было видно. Перрон быстро сменили пригороды, и когда уже совсем скрылась Москва, в купе вошёл Таткин папа.
У Татки опять было много вопросов, и главный из них приедет ли к ним мама?
Татку так и подмывало одним махом выпалить отцу мучившие вопросы, но в купе было много народу и ни одного знакомого. Татка застеснялась, отодвинулась дальше в угол и стала думать.
Она живо представила себе детский сад, своих подруг, и друзей, и Витьку Чупрыгина, который всё-таки ухитрился отколотить её на прощанье. Татка вспомнила это, и ей стало жалко свою маму. А что, если мамин «друг детства» такой, как Витька? Это тоже был вопрос.
Татка вздохнула, прислонилась к жёсткой вагонной подушке, похожей на диванный валик, но уснуть не могла. Она ворочалась, и всё время её не покидало чувство беды. Татка открыла глаза. Синий огонёк лампочки, дрожа, освещал купе, папа и двое соседей тихо беседовали. Татке показалось, что все о ней забыли, она обхватила руками подушку и громко заплакала:
— Мамочка, мамочка!..
Папа взял её на руки, стал успокаивать, но от этого Татка стала ещё сильнее плакать.
— Мамочка!.. Почему, почему она не наша, почему? плакала Татка.
Папа молчал.
А поезд ехал себе и ехал. Ему не было дела ни до маленькой Татки, ни до её «почему».
