Почему Боуи важен - [8]

Разумеется, это только мои фантазии. Мы можем установить определенные факты, но затем сами решаем, чем заполнить лакуны. Без автобиографии, которую Боуи долго обещал написать, но так этого и не сделал, мы можем опираться лишь на доступные нам документальные свидетельства, например карты и справочники, и давние воспоминания его друзей, родных и знакомых. Впрочем, судя по шуткам, провокациям и откровенному вранью, которыми изобилуют многие интервью Боуи, с чего мы взяли, что его мемуары заслуживали бы доверия?

Любая биография Боуи, даже самая авторитетная, – это «созвездие», созданное путем соединения рассеянных «звезд» в убедительную картину. Это особый маршрут, проложенный по точкам на карте и оставляющий некоторые пути неисследованными. Это набор представлений и свидетельств из матрицы Боуи – хитросплетения известных нам фактов его публичной и частной жизни, – в которой одни детали высвечиваются, а другие остаются без внимания. Природа исследовательского и писательского труда такова, что в нем важен не только поиск информации, но и то, как мы сводим ее воедино, выбираем, что следует использовать, а чем пренебречь. История Боуи, как и любая другая, формируется путем отбора фактов, их толкования, предположений и догадок, а также отказа от использования некоторых сведений. Она и должна быть такой, поскольку если бы биографы лишь собирали и транслировали всю доступную информацию о жизни Боуи, это уничтожило бы смысл самого повествования и самого героя – проще говоря, это не имело бы смысла.

К примеру, в 1967 году Боуи сообщил журналисту британского музыкального журнала New Musical Express (NME), что в возрасте восьми лет он переехал с семьей не в Бромли, а в Йоркшир. Он заявил, что жил со своим дядей в старинном фермерском доме, «в окружении широких полей и пастбищ для овец и коров», а рядом была пещера, где в XVII веке католические священники скрывались от протестантов. Интервьюер услужливо поддакнул, мол, какое «романтичное место для жизни ребенка». В этом утверждении, кажущемся чистой выдумкой, есть зерно правды: в книге «Со дня на день: лондонские годы» («Any Day Now: The London Years»), построенной на документально подтвержденных фактах, автор Кевин Кэнн указывает, что Дэвид навещал своего дядю Джимми в Йоркшире на каникулах в 1952 году, а позже преподнес эти поездки как длительное пребывание. И все же даже это противоречит сделанному в то же время утверждению Боуи, что до десяти или одиннадцати лет он жил в Брикстоне и ходил в школу мимо ворот местной тюрьмы. Другие биографы Боуи, Питер и Лени Гиллман, внимательно изучили школьные архивы и выяснили, что Дэвид Джонс был переведен в школу Burnt Ash Juniors в Бромли 20 июня 1955 года. Эта школа находится в одиннадцати километрах от Брикстонской тюрьмы, поэтому предположение, что десятилетний ребенок делал такой крюк, звучит не слишком правдоподобно. Исторические архивы и карты с их прозой фактов скучнее рассказов Боуи о его прошлом, однако они внушают доверие.

Можем ли мы верить воспоминаниям людей, выросших вместе с ним? Дана Гиллеспи, одна из первых подружек Боуи, красочно описывает поездку к его родителям, в «крошечный дом, типичный для рабочего класса <…> самый маленький, в котором мне только доводилось бывать». Она вспоминает, что они ели «скромные бутерброды с тунцом <…> это был очень холодный дом с неприветливой атмосферой». «В углу громко работал телевизор», «и никто ни с кем не разговаривал». Она повторила этот рассказ в документальном фильме британского режиссера Фрэнсиса Уотли 2019 года «Дэвид Боуи: Путь к славе» («David Bowie: Finding Fame»), добавив комментарий: «Атмосфера была тяжелой. Там не было души».

Школьные друзья Дэвида Джонса описывают его мать Маргарет, для близких Пегги, очень похоже – как холодную и неласковую. «Я бы не назвал их семьей, – вспоминает Дадли Чепмэн. – Это были несколько человек, которым приходилось жить под одной крышей». Джордж Андервуд соглашается: «Мать Дэвида не нравилась даже ему самому. С ней было нелегко ладить». Джефф Маккормак однажды заметил при Дэвиде, что Пегги «никогда выказывала ко мне особой симпатии», в ответ тот грустно признался: «Она и ко мне никогда не выказывала особой симпатии». Питер Фрэмптон полагает, что отношения Дэвида с его учителем, Оуэном Фрэмптоном (отцом Питера), были теплее, нежели с собственным отцом Хейвордом Стентоном Джонсом, которого близкие называли Джон: «Я не был посвящен в их отношения… Но не думаю, что они были такими уж хорошими».

Джордж Андервуд, наоборот, вспоминает Джона Джонса как «славного, по-настоящему приятного и мягкого человека». Двоюродная сестра Боуи Кристина Амадеус обращает внимание на то, что отец Дэвида «души в нем не чаял», он купил сыну пластиковый саксофон, металлическую гитару и ксилофон еще до того, как тот стал подростком, и что у Дэвида «был проигрыватель для пластинок, который был далеко не у всех детей… Отец брал его на встречи с певцами и другими артистами, участвовавшими в выступлениях Королевского варьете». Дане Гиллеспи дом Джонсов казался крошечным, а вот для Кристины он был домом представителей «нижнего среднего класса <…> его отец происходил из вполне обеспеченной семьи». Дядя Джон, как она сказала Гиллманам, «действительно хотел, чтобы его сын стал звездой». Несмотря на многочисленные документально подтвержденные дружеские связи и родственные отношения с двоюродными братьями и сестрами примерно его возраста, Боуи утверждал, что в детстве он «был одинок», а еще вспоминал: «Ребенком я любил проводить время в своей комнате, читая книги и мечтая о разном. Я часто жил в своем воображении. Мне стоило больших усилий стать светским человеком».