Поцелуй воина - [15]

Задумчиво, она коснулась маленьких ножен на своем бедре. Ей нужно было почувствовать подбадривание холодного металла. Безопасность. Но ножны были пусты.

– Где мой кинжал?

– Я его забрал.

– Ты не можешь держать его у себя!

– Я больше не позволю тебе меня порезать.

Он поднял раненую руку и пригвоздил ее терзающим взглядом.

Ада побледнела. Тонкий разрез, покрывающийся коркой засыхающей крови, протянулся на половину длины его руки. Она коснулась его дрожащими пальцами, очень нежно. Он зашипел, но не дернулся.

Он заслужил то, что она сделала, – по крайней мере она пыталась убедить себя в этом. Но причинение зла ему, воплощению мускулистой плоти и силы, казалось оскорблением природы.

– Я все еще жду извинений.

Ада сглотнула.

– Этого ты никогда не дождешься.

– Мы должны ехать дальше, – сказал Пачеко. – Надвигается ночь.

Габриэль кивнул.

– Наставник, кто-нибудь пригнал повозку?

– Ее сожгли, а ослика забрали. – Он протянул Габриэлю полотняный мешок и сумку Ады. – Но мы сохранили почти все наши вещи.

Фернан, бледный, если не считать темных кругов под глазами, поднял брови.

– И где она поедет? Возможно, я бы мог найти место на моем седле.

– Она пойдет пешком. Похоже, дама предпочитает такой вариант. – Габриэль подошел к своей лошади и вскочил в седло. Он посмотрел на Аду, неумолимый и холодный. – А если ты откажешься, я не задумываясь снова свяжу тебе руки.

Пачеко покачал головой:

– Габриэль, ты...

– Наставник, пожалуйста. Если это мое послушание, позвольте мне продолжать так, как я считаю нужным, – до тех пор пока я действую в границах ордена. Поверьте, что я могу сделать это. – Он ждал. Они ждали. Даже торговцы из каравана и оставшиеся стражники наблюдали за спором. – Вы даете мне позволение продолжать, наставник?

– Да, Габриэль. Делай так, как считаешь нужным.

С ничего не выражающим лицом Габриэль повернулся к Аде.

– Ты пойдешь в Епес или останешься здесь с караваном?

У этого животного хватило хладнокровия, чтобы похитить ее под обличьем доброй воли священника, вырвать ее у тех удовольствий, которыми она наслаждалась.

Что ж, пусть будет так. Он станет отвлекать ее до тех пор, пока она не получит свободу, чтобы вернуться в Толедо. Тогда она свернет Джейкобу его идеалистическую шею.

– В Епес, – сказала она, мило улыбаясь. Промелькнувшая в его лице паника стала бальзамом для ее уязвленной гордости. – Веди, послушник.

Да, ей понравится стянуть его вниз, на землю. Он не тот, кем так старается быть, и она докажет это. Она заставит Габриэля де Маркеду нарушить все его драгоценные клятвы.

Они прибыли в Епес за час до наступления темноты. Никогда еще Габриэль так не радовался окончанию дня. Еще какие-нибудь сюрпризы, и он совсем потеряет почву под ногами.

Он посмотрел назад. Это движение он повторял настолько часто, что правую сторону шеи свело судорогой. Ада все еще шла за ними. Голова опущена, волосы как занавес на бледном лице, она устало тащилась с покорностью животного, которого ведут на убой. Тот факт, что она вообще шла, был доказательством продолжения ее сопротивления. Ее ноги тяжело переступали, руки безвольно болтались по бокам. Возможно, она рухнет и заснет, не в силах устроить новую стычку.

Как бы ему повезло.

Но вопрос, где она будет спать, терзал его все последние три часа. Спать одной – это не вариант для непредсказуемой обманщицы. Нет, она предсказуема. Она обязательно попытается сбежать.

– Габриэль!

Он обернулся. Пачеко и Фернан смотрели на Аду, лежащую на дороге. Габриэль соскочил с лошади и в мгновение ока оказался рядом с ними. Еще одна уловка. Своими невыносимыми выходками испытывала его терпение.

Но это была не уловка. Холодная и бледная, ее кожа блестела от испарины. Грудь дергалась от неровных судорожных вдохов. Все ее тело тряслось. Мелкая дрожь – даже этот черный сон не мог утихомирить ее. Струйка крови вытекала со стороны основания ее черепа. Она, должно быть, ударилась головой, когда упала.

Габриэль задохнулся от горького чувства вины. Он был уверен в том, что делает. Но что он знал об опиуме или о женщинах? Что касается медицины, в жизни он занимался только ранеными на войне, латая дыры и разрезы, а не невидимые раны.

Мысль о прикосновении к ней была не менее тревожащей. Он был воспитан, зная только кулаки и мечи, и прикосновение – его кожа с кожей другого человека – все еще могло потрясти его до глубины души.

Придерживая голову Ады, он поднял ее дрожащее тело и попытался подавить в себе трепет. Он вернулся к лошади и сбросил с седла их сумки. Пачеко помог им вместе сесть на коня. Ее тело пульсировало неестественным жаром, голова безвольно запрокинулась. Она вскрикнула, когда мышцы ее живота конвульсивно сжались. Габриэль крепче прижал ее к груди и стал молиться – не за себя, а за эту заблудшую женщину.

Добравшись до стен, окружающих небольшой городок Епес, Пачеко переговорил со стражниками и договорился, что их впустят. Они двигались по темнеющим улицам. Торговцы завершали работу, собирая лотки и закрывая скромные лавки. Как и в большинстве городов на плато, когда-то управляемых маврами, его жители представляли собой сложную смесь культур. В тот вечер, под чистым прохладным небом, это казалось одновременно легко и правильно.