Поцелуй меня, Катриона - [13]

Дверь открыла экономка отца Умберто, синьора Треви.

– Добрый вечер, Катриона. К сожалению, отца Умберто нет дома, – со вздохом сказала она. – Опять эта вдова Домани! Всякий раз, когда ей одиноко, она присылает мальчика-пастуха за отцом Умберто, говоря ему, что умирает, По своей доброте он не может отказать ни одному из прихожан и тут же отправляется утешать вдову Домани, часто не успев даже поужинать. Я пытаюсь его удержать, ведь мы уверены, что это вовсе не так, но ты ведь знаешь отца Умберто! Он всегда мне говорит: «Разве может пастырь спокойно вкушать трапезу, когда кто-то из его паствы стоит на краю пропасти?»

Когда Катрионе наконец удалось прервать этот нескончаемый поток слов, она сказала:

– Я, собственно, хотела поговорить с синьором Фонтана, если он дома.

– Он в церкви, играет на органе, – экономка испытующе посмотрела на Катриону, и в ее глазах блеснуло любопытство. – Я могла бы ему все передать, – в голосе синьоры Треви послышались нотки ожидания.

– Нет-нет, это не так важно, – небрежно бросила девушка. – Мне нужно навестить Бриджиду Ройо, – она указала на сверток. – Я связала кофточку для ее новорожденной дочурки, а по пути я зайду в церковь и переговорю с синьорой Энрико.

Экономка тут же клюнула на эту наживку.

– Да-да, она опять родила девочку, третью подряд. Я слышала, что муж и его родители очень сердиты на нее.

– Я не совсем понимаю, почему они сердятся только на нее, – сухо сказала Катриона. – Разве на Фридженти сошла божья благодать и женщины здесь стали производить на свет детей непорочно?

– Ах, Катриона, – с притворным смущением пролепетала синьора Треви. – Ну, что ты такое говоришь!

Девушка улыбнулась и помахала на прощание рукой. Как только дверь за экономкой закрылась, она обошла вокруг дома. Там начиналась узенькая тропинка, ведущая в церковь.

Еще издали Катриона ясно услышала льющуюся через открытые окна мелодию Бетховена. Оказывается, Энрико Фонтана был превосходным органистом. По простым гимнам, которые он обычно исполнял в церкви, нельзя было ощутить и оценить всю силу его таланта. Энрико, без сомнения, был настоящим музыкантом.

Сердце Катрионы отчаянно забилось при мысли, что такой одаренный музыкант, как Энрико, вряд ли захочет просидеть всю свою жизнь на ферме в Фридженти.

«Ах, бедняжка Бьянка!»

Она тихо вошла в церковь и присела на скамью, ожидая, когда молодой человек закончит играть.

К ее огромному удивлению, после Бетховена он сразу же заиграл «Зеленые рукава». Затем девушка услышала его повелительный голос:

– Спой, Катриона Сильвано.

Катриона с радостью откликнулась:

«Ах, милая, меня не покидай

И сердце мне не разбивай…».

Когда девушка дошла до припева, Энрико присоединился к ней. Его голос нельзя было назвать красивым, а акцент был просто ужасен – видимо, Бьянка не слишком преуспела в роли учительницы английского языка. И все же он вкладывал в пение всю свою душу, и чувствовалось, что это доставляло ему самому огромное удовольствие. Когда песня закончилась, Энрико спустился вниз.

– Мне было очень приятно, – сказал он, и внезапно широкая улыбка преобразила его слишком красивое лицо.

Темные блестящие глаза молодого человека загадочно смотрели на Катриону. В них светилась радость и легкая насмешка.

У девушки екнуло сердце, когда она на себе вдруг ощутила все обаяние этого парня.

«Он мог понравиться любой женщине», – подумала она.

Ей вдруг страстно захотелось, чтобы у них с Бьянкой все было хорошо.

ГЛАВА 6

– Синьорина Сильвано, – сказал Энрико Фонтана, – ваш голос мог бы устыдить даже соловья.

– Зовите меня Катрионой. Я пришла сюда, чтобы поговорить с вами о Бьянке, а не о моем голосе.

– В таком случае, – спокойно сказал он, указав на скамью, – нам лучше присесть.

Катриона устроилась в последнем ряду, а Энрико – через проход напротив. Он снова улыбнулся, но уже не так весело.

– Так что вы хотели сказать мне о Бьянке?

– Она вдолбила себе в голову, что влюблена в вас, – с вызовом заявила Катриона.

– Так оно и есть. И я тоже люблю ее.

– Тогда почему, – требовательно спросила девушка, как будто у нее было на это право, – вы не пришли к моему отцу и не рассказали о своих намерениях?

– Как же я мог это сделать, если еще не объяснился с самой Бьянкой?

– Да, она мне так и сказала. А почему вы не признались ей в своих чувствах?

– Ко мне любовь пришла неожиданно. Все для меня сейчас ново и необычно. Хочется лелеять это чувство, как первый весенний росток, чтобы оно выросло, окрепло, а потом и расцвело. Вы понимаете меня? – казалось, Энрико тихо разговаривает сам с собой.

Затем он посмотрел на Катриону и виновато улыбнулся:

– Мне кажется, я боюсь…

– Боитесь?

– Боюсь испытывать судьбу. То, что кажется мне прекрасным, может оказаться губительным для Бьянки.

– Это почему?

– Я почти вдвое ее старше. Мне уже тридцать один, а ей всего семнадцать. Однажды она может обвинить меня в том, что я воспользовался ее молодостью и неопытностью.

– О Господи! – Катриона посмотрела на Энрико с презрительной усмешкой. Она пришла к нему, чтобы в случае необходимости защитить сестру и предотвратить этот брак. Но, увидев перед собой человека сомневающегося, удрученного своими мыслями, девушка поняла, что не ее сестра, а он нуждается в поддержке. – Вы говорите о своих опасениях, а не о чувствах. Бьянка никогда не была легкомысленной. Если она говорит, что любит вас, значит так оно и есть. Ей нравится, что вы гораздо старше нее. Моей сестре нужен человек образованный, на которого она могла бы смотреть с уважением, а не какой-нибудь деревенский шалопай, не способный написать даже собственного имени.