Поцелуй Лилит - [5]

Это был светловолосый мужчина, около тридцати лет на вид, с тонкими чертами лица и жёсткими серо-русыми усами. Уже более четырех лет Джереми Лартер жил в Бостоне, покинув свою вотчину, Норфолк, после столкновения с кредиторами отца, а ныне готовился к тому, чтобы перевезти жену и дочь из Лондона, где они временно проживали, в Америку.

С периодичностью в несколько минут нижнее веко правого глаза Джереми дергалось, а во время длительных бесед неуловимая и быстротечная судорога сводила всю правую половину его лица, что выдавало в нем неуравновешенного человека, скрывавшегося за маской внешнего спокойствия. Сидя слева от Дженовезе, Лартер курил трубку, наполняя помещение клубами дыма. Джереми, наравне с Корнелио, был среди тех немногочисленных счастливчиков, которым Лукас позволял курить в этом помещении, служившем и его личным кабинетом, и комнатой для совещаний, и капитанским мостиком того хрупкого корабля, которым ныне управлял Дженовезе, лавируя в самых темных потемках полуночной жизни Бостона.

— Раз уж Иеремия желает перейти сразу к сути дела, — Лукас кивнул на Лартера. — Позволь мне продолжить, — в ответ, Мигель лишь продолжал внимательно смотреть в глаза своему собеседнику. — Надеюсь, тебе знакома личность Доменико Гирландайо?

— Вряд ли можно найти еще одного человека с таким же тонким чутьем на таланты. Этот человек находил жемчужины в океане посредственности, и без него мы вряд ли бы были знакомы с талантом Буонаротти и многих других живописцев, скульпторов и архитекторов.

— Да-а, — словно, на мгновение, замечтавшись, произнес Лукас, — тем более, как мы совершенно случайно узнали, ты очень хорошо знаком с работами этого творца… не так ли? Да и к тому же, Микель, мать твоего отца, на которой женился неаполитанец Чезаре Массиньи, происходит из Флоренции — может быть, поэтому ты скупил все номера журналов, посвященных искусству, в которых речь шла о Гирландайо.

— Всё может быть, — стиснув зубы, произнес Массиньи.

— Что тебе известно о римских периодах жизни этого художника?

— Ровным счетом — ничего, — произнес Мигель, наблюдая за выжидающим взглядом собеседника, — Это белые страницы в его жизни.

— Возможно ли, что к началу работы над Сикстинской капеллой Гирландайо, уже состоявшийся зрелый талант, окруженный учениками и вниманием публики, взрастивший новое поколение живописцев, не прибыл в Рим будто бы в новый для него мир, а, собственно, вернулся в хорошо знакомый город после некоторого отсутствия в нем?

— Возможно, — произнес Мигель, словно пытаясь прочитать взгляд Лукаса.

— В общем, у одного уважаемого человека из Неаполя есть… точнее, до недавнего времени была одна замечательная картина под названием «Проклятие Каина». Эта картина была настолько замечательной, что один человек, временно похитив картину, заказал её копию, вернув затем оригинал на место.

— Хотите, чтобы я отправился в Неаполь и…?

— К чёрту Неаполь. Всё гораздо сложнее, чем ты думаешь, иначе бы мы нашли кого-то попроще, а не тебя. Проблема в то, что на Сицилии живет мой племянник — Лукрецио Катани. У этого парня есть несколько проблем: во-первых, у него нечто вроде шизофрении — в общем, иногда случаются помутнения рассудка, а во-вторых, он легко попадает под влияние нехороших людей. К сожалению, его новому дружку, неаполитанцу, была известна и тайна картины, и наличие копии, о который не знал дальше владелец. Вместе с Лукрецио они прибыли в Неаполь, похитили картину и копию, а затем вернулись на Сицилию, откуда отправились во французский Алжир и… вступили добровольцами в Иностранный легион.

— Принесите мне пятьдесят грамм виски, — перебив Лукаса, произнес Мигель, окинув взглядом всю комнату, на этот раз, остановив свой взгляд на сыновьях Дженовезе, сидящих прямо напротив окружного прокурора.

Это были довольно крепкие юноши, около двадцати лет на вид. Несмотря на то, что у них была двухлетняя разница в возрасте, они легко могли бы сойти близнецов. Их можно было бы назвать точными копиями отца, отличавшегося от них лишь внимательным взглядом голубых глаз. Отец всё еще медленно вводил их в курс дел, учил обходить стороной, а не нарушать, закон, и править той хрупкой империей, которую он успел создать за два с половиной десятка лет, словно лев, принося львятам жирные куски мяса.

— Рад находить общий язык с хорошими людьми, — улыбнувшись, произнес Дженовезе, сняв трубку телефона, связывавшего его, напрямую, с первым этажом ресторана.

После короткой беседы и недолгого молчания в комнате появился худой смуглый юноша в робе уборщика. Оторванный от работы по приведению в порядок второго этажа, готового вечером наполниться посетителями, он принес поднос с тремя бокалами виски, два из которых предназначались Дженовезе и Джереми Лартеру.

— От тебя, Микель, требуется несколько вещей, — продолжил Лукас, — Во-первых, сейчас французский Иностранный легион расквартировался близ города Орана, в Алжире — ты должен отправиться туда и найти Лукрецио. Во-вторых, ты должен найти обе картины, а из них уже выбрать ту, которая является оригиналом, — вздохнув, он продолжил, — Оригинал ты заберешь с собой, а нашей заботой уже будет возвращение его владельцу. Копию… ты уничтожишь — она не должна покинуть Алжир, и никто не должен узнать о её существовании — в противном случае, будет подорвана репутация человека, опрометчиво сделавшего эту копию, чего мы не желаем. Мы постараемся, чтобы оригинал тихо вернулся на место, а о существовании копии все должны забыть, — отпив виски, Дженовезе продолжил, — В-третьих, ты должен постараться вытащить из этой африканской помойки моего племянника и вернуть его в лоно семьи. Впрочем, его судьбу я давно уже решил — он отправится в Америку и останется здесь под моим присмотром — так желает его мать.