Поцелуй изгнанья - [2]

Она вздрогнула:

— Я не знала об этом, муж.

— Я мало кому рассказывал. Но с тех пор Папа постоянно стоит у меня за спиной и в любой момент готов нажать кнопку боли, если что-нибудь придется ему не по нраву.

— Значит, и ты невольник, — сказала Индихар. — Ты его раб, так же как и все мы.

Я не счел нужным отвечать. Что касается меня, то тут случай был особый, поскольку во мне текла кровь Фридландер-Бея, и я чувствовал себя обязанным пытаться полюбить его. В этом я пока не преуспел. Мне трудно было сжиться в первую очередь именно с чувством, и Папа мне эту задачу не облегчал.

Индихар протянула мне руку, и я взял ее. Впервые со дня нашей свадьбы она хоть в чем-то посочувствовала мне. Я увидел, что ее ладони и пальцы до сих пор сохранили бледный желто-оранжевый цвет — в день свадьбы подруги окрасили ей руки хной. Это была очень необычная церемония, поскольку Папа заявил: жениться не на девушке — ниже моего достоинства. Но Индихар была вдовой с тремя детьми, и потому он объявил ее почетной девственницей. Никто не смеялся.

Сама свадьба была смесью городских обычаев и традиций родной египетской деревушки Индихар. Она представляла собой потуги на бракосочетание юной девственницы и молодого многообещающего магрибинца. Фридландер-Бей заявил, что не обязательно звать на торжество семью Индихар, родственников могут заменить ее будайинские друзья.

— Конечно, нам придется обойтись без ритуального испытания, — сказала Индихар.

— Что это такое? — спросил я. Я все боялся, что в последнюю минуту мне придется пройти что-то вроде письменного теста, который я должен был знать еще со времени полового созревания.

— В некоторых отсталых мусульманских странах, — объяснил Фридландер-Бей, — в брачную ночь невесту уводят от гостей в опочивальню. Женщины из обоих семейств кладут ее на постель и держат. Муж оборачивает указательный палец белым полотном и вводит его для того, чтобы определить, девственна невеста или нет. Если на полотне остаются пятна крови, то муж передает его отцу невесты, который потом ходит среди гостей и размахивает им на палке, чтобы все видели.

— Но мы же живем в семнадцатом веке Хиджры! — ошеломленно сказал я.

Индихар пожала плечами:

— Но это миг великой гордости для родителей невесты. Это доказательство того, что они вырастили дочь девственную и ценную. Когда я в первый раз выходила замуж, я плакала от унижения, пока не услышала поздравления и радостные крики гостей. Тогда я поняла, что брак мой благословен и что в глазах жителей деревни я стала женщиной.

— Как ты и сказала, дочь моя, — сказал Фридландер-Бей, — в данном случае такое испытание не понадобится.

Папа мог рассуждать здраво, когда ничего от этого не терял.

Я купил для Индихар прекрасный свадебный обруч из золота и традиционное золотое украшение. Чири, моя не слишком молчаливая подружка, помогла мне выбрать подарок в одном из дорогих магазинов в восточной части бульвара аль-Джамаль, где делают покупки европейцы. Это была брошь — золотая ящерка, инкрустированная изумрудами, с рубиновыми глазками. Она обошлась мне в двенадцать тысяч киамов, и это была самая дорогая вещица из тех, что я когда-либо покупал. Я подарил ее Индихар в утро нашей свадьбы. Она открыла атласную коробочку, несколько мгновений рассматривала изумрудную ящерку, затем сказала:

— Благодарю тебя, Марид.

Больше она никогда о ней не вспоминала, и я не видел, чтобы она ее носила.

Индихар была небогата даже до того, как ее муж был убит. Она принесла мне в приданое только скромный набор домашней утвари и немногие личные вещи. Ее вклад не имел большого значения, поскольку, работая совместно с Папой, я разбогател. Сумма, которая была записана в нашем брачном контракте как дар невесте, была такой, какую Индихар не видела во всю свою жизнь. Две трети этой суммы я выдал ей наличными. Третья часть перейдет ей в руки в случае нашего развода.

Во время свадьбы я просто оделся в свою лучшую белую галабейю, но Индихар пришлось перенести гораздо больше. Чири, ее лучшая подруга, помогла ей подготовиться к торжеству. Рано утром они удалили волосы с рук и ног Индихар, покрыв ее кожу смесью лимонного сока с сахаром. Когда смесь подсохла, Чири ее счистила. Никогда не забуду, как волшебно свежо и сладко пахла в тот вечер Индихар. Я до сих пор ловлю себя на том, что аромат лимона возбуждает меня.

Когда Индихар закончила одеваться и наложила скромный макияж, мы с ней сели, чтобы сделать официальные свадебные голографии. Мы выглядели не слишком счастливыми. Оба мы понимали, что это только называется свадьбой и что наш брак продержится лишь до смерти Фридландер-Бея. Голограф сыпал вульгарными шуточками насчет свадебной ночи и медового месяца, но мы с Индихар смотрели на часы, считая минуты до того мгновения, когда кончится эта пытка.

Церемония проходила в большом зале дома Отца. Там были сотни гостей: одни были нашими друзьями, другие — мрачные, молчаливые люди — стояли, сдерживая толпу, и бдительно наблюдали. Моим шафером был Полу-Хадж, который ради этого случая прибыл без единого модика, что для него было просто невероятно. Здесь было большинство владельцев клубов Будайина, а также наши знакомые девушки, сексобмены и гетеросеки, равно как и такие известные всему Будайину личности, как Лайла, Фуад и водила Билл. Это мог бы быть по-настоящему веселый праздник, если бы мы с Индихар любили друг друга и больше всего на свете хотели бы пожениться.