Поцелуй аиста - [13]

Итак, Катя смотрела в воду, в мельчайших деталях различая дно, и рыбок, и тень волн, тело ее рожало, люди вокруг пели, улыбались и снимали. Муж обнимал и массировал… Да, было больно, но так удивительно, и все так просили не спешить и не бояться, что Катя не спешила и не боялась. И в итоге родила чудесную девочку, которой сразу же сказала: «Мир тебе». Потому что первые слова отпечатываются в сознании ребенка и, может быть, определяют его судьбу.

Потом малютку до вечера обнимали, грели в солнечных лучах, знакомили с друзьями, но пуповину перерезали только на следующий день, и сделал это папа.

Через пять лет, когда девочка подросла и стала морским дьяволенком, поскольку из мори ее можно было добыть только сачком, появилось желание родить еще ребенка. Но родительское вдохновение снизошло таким образом, что дитя появилось на свет лютым декабрьским вечером, и о море никакой речи уже не велось. Что ж, рожали в ванной. Это было не так природно, но вполне уютно, с нужной музыкой, с нужным светом, с массажем уже опытного мужа. Так же появился на свет и третий ребенок. А потом случился переезд семьи в более северную страну, поиск жилья, решение ряда социально-экономических проблем… Но отходить от заданного демографического плана ребята не стали, и от рождения в ванной общежития их остановили только несколько (но, увы, серьезных) фактов, главным из которых было отсутствие личной ванной. Недолго поколебавшись, Катя выбрала классическое рождение, аргументируя тем, что ее опыт и внутренняя сила помогут ребенку пройти испытание с достоинством.

— Главное — настроение. Я буду с малышом, ему будет не страшно, я никому не дам его испугать. А завтра-послезавтра — домой. А через пару месяцев переедем в другой город — там муж будет преподавать йогу… А потом снова куда-то поедем… Жить интересно…

Мы молчали, слегка ошалевшие от всего этого. Первой ожила бойкая журналистка Александра:

— То есть как — завтра-послезавтра домой? В каком смысле?

— Ну, с ребенком домой.

Мы даже переглянулись все. Может, она немножко сумасшедшая, эта прекрасная женщина? Светленькая Таня взяла на себя роль парламентера:

— Но вы же, Катя, только сегодня поступили?

— Да. Но это ничего. Я сегодня ночью рожу, а утром, думаю, будем готовы ехать домой.

Тишина.

— Ну-ну, — сказала Александра. — Ну-ну.

И снова тишина. «Сегодня рожу», сказанное ровным голосом в этой воспаленной, забитой страхами полуячейке общества, поднялось к солнцу под потолком, смешалось там с восторгом и ужасом, а в смеси образовало какое-то очень концентрированное спокойствие. И дальше мы продолжили жить и вызревать под воздействием этой сублимации.

Таня: Знаете, Катя, вы — удивительный человек.

Катя: Все люди удивительные.

Таня: Ну, вот я дожила до тридцати четырех, и ничего необычного пока не заметила.

Катя: А это не надо замечать. Замечают в стрессовых ситуациях. А в обычные дни это все кажется стандартной программой. Вы не задумывайтесь. Живите, и все. Тело вас выручит.

Александра: Ну, хорошо, а какие-то рекомендации по контролю есть? Но такие, понятные, а не бла-бла-бла о природе боли! Чтобы любой человек мог применить!

Катя: Есть. Представляйте, что вы — цветок. Начнутся схватки — представляйте такой плотный бутон, твердый, красивый, яркий, сладкий… Это вы. И вы распускаетесь. С каждой схваткой все сильнее, и такие там лепестки красивые! Чем сильнее и дольше схватка, тем больше лепестки расправились!

Александра: Так ведь больно, блин! У меня башку просто отключило в первый раз! Я орала — и все!.. Какой цветок, тут бы тупо не обделаться…

Катя: А вот вы постарайтесь с самого начла настроиться на цветок. Сейчас начинайте. И только первая схватка, только чуть прихватило — вот он, проклюнулся цветочек. Следующая схватка — вот он еще чуть-чуть из земли вышел. И медленно его растите, пусть поднимается на стебле над землей. Пусть при сильной схватке как будто солнцем пробивается, становится таким сочным, зрелым. Где боль — там сразу и солнце! И вы вместе с этой болью раскрывайтесь, расслабляйтесь! Ни в коем случае не зажимайте мышцы при боли. Если боль задержите в себе, сдавите — помнете свой цветок, пораните. Чем больнее — тем сильнее распускайтесь!

Александра: И долго так? Распускаться долго?

Катя: Пока не родите. Пока цветок не раскроется полностью и не вылетит ваша бабочка.

Александра: Охренеть, как поэтично. Только какая там бабочка… Они ж при рождении на червяков похожи… На личинок…

Но интонации суровой Александры уже не были такими категоричными, как еще час назад. И о личинках она говорила с такой нежностью, что любое насекомое сейчас доверило бы ей воспитание всех своих мотылей, коретр, гусениц, опарышей и наяд…

Пузожитель мой! Личинка человеческая! Ты вызреваешь, а я — твой кокон. Давай, грызи там любые калории, мне ничего не жалко! Тяни из меня все соки, все, что натекло с опытом, с дождями, с утренней росой, со слезой от горя и от смеха, с лунными каплями на стекле, со снегом, с брызгами радуги, с морской волной, которую я видела всего три раза в жизни пока. Но ничего, мы потом вместе все наверстаем! Расправим крылья: мои — слегка мятые, но надежные, и твои — бархатистые, нежные, ярко-желтые, и вся жизнь развернется перед нами одним большим полем с цветами…