Побочный эффект - [44]

Минут через пять Бьюкэнен вернулся на террасу, весело потирая руки.

— Повезло! У Моралеса были с собой две фотографии, и, по словам Джесси, похоже, что на них — Майк. На одной — он с девушкой, а на другой — держит собаку.

— У вас есть собака? — спросил Липпенкотт.

— Была, — кивнул Фицпатрик. — Немецкая овчарка?

— Он просто сказал: «Держит собаку». Нет… «Большую собаку», — уточнил Бьюкэнен.

— Чего же ты ждешь? — воскликнул Липпенкотт. — Поднимайся и поезжай в экспертизу.

Клятвенно заверив друг друга, что на днях они непременно вместе пообедают, Заккермен с Бьюкэненом миновали лабиринт коридоров и подошли к лаборатории в дальнем углу здания, где располагалась медицинская экспертиза округа Дэйд.

— Патологоанатома, — сказал Заккермен перед тем, как отворить дверь, — зовут Росс Митчелл. — Он одобрительно кивнул. — Неплохой малый…

В ярко освещенной комнате стоял рентгеновский аппарат, несколько стеклянных шкафчиков с инструментами, раковины и три огромных, с эмалированными крышками стола, над каждым из которых висели автоматические весы, микрофон, ручной душ и прибор для отсасывания. Ближайший к двери стол окружало человек шесть мужчин в зеленых операционных костюмах, резиновых фартуках и резиновых сапогах.

Старший из них взглянул поверх очков, приклеенных к переносице лейкопластырем.

— Привет, ребята! — крикнул он. — Заходите.

Заккермен представил Бьюкэнена присутствующим и, пожелав ему весело провести время, отправился домой.

Стараясь не дышать глубоко, Бьюкэнен осторожно подошел к столу.

— Разделали его под орех! — заметил Митчелл и, сморщив нос, кивнул на то, что лежало на столе. — Джесси сказал, что вы интересуетесь этим малым…

Только Бьюкэнен открыл рот, чтобы ответить, как один из мужчин повернулся и положил что-то на весы, предоставив ему возможность увидеть погибшего кубинца во всей красе.

— О господи! — не удержался Бьюкэнен.

— Фунтов тридцать общего веса нашего приятеля, пожалуй, так и пропало без вести, — заметил помощник Митчелла, сняв с весов мешок с останками и шлепнув его на стол.

Митчелл пожал плечами.

— Доложим судебному медику, что он был на диете, — подмигнул он Бьюкэнену. — Джесси сказал, что вы хотите посмотреть вещи покойного?

— Если вы не возражаете…

— Пожалуйста!

Бьюкэнена подвели к покрытому нержавеющей сталью столу для инструментов, на котором лежали автоматический браунинг, излохмаченные остатки кобуры, тяжелый золотой портсигар, согнутый чуть ли не пополам, связка ключей, часы фирмы «Ролекс» — как ни странно, они до сих пор шли — и черный, крокодиловой кожи бумажник, в котором было несколько кредитных карточек, водительские права, около двухсот долларов разными купюрами и два скрученных от пребывания в воде моментальных снимка.

Бьюкэнен расправил первую фотографию. На ней был изображен Моралес и высокий темноволосый молодой человек в цветастой рубахе и темных очках. Его можно было принять за Фицпатрика, но Бьюкэнен весьма в этом сомневался.

На второй фотографии тот же молодой человек стоял рядом с девицей, которая держала спаниеля. На этот раз очков на нем не было, а близко поставленными глазками он очень напоминал Моралеса.

Бьюкэнен больше не сомневался: человек на фотографии был явно не Майкл Фицпатрик.

21

Марта Пирс жила в одном из старых многоэтажных домов на западной стороне Коллинз-авеню. Вооруженный привратник по внутреннему телефону известил ее о прибытии Липпенкотта и Фицпатрика, и они поднялись в лифте на самый верхний этаж.

Когда они подошли к ее квартире, Марта Пирс в брючном костюме из белого шелка и солнечных очках в роговой оправе — воплощение хладнокровия и самообладания — ожидала их у дверей.

— С мистером Липпенкоттом я уже знакома, — сказала она, протягивая ему холеную руку. — А вы, значит, мистер Фицпатрик?

Распространяя вокруг аромат дорогих французских духов «Chant d'Aromes», она провела их в огромную гостиную, обставленную с помпезностью, граничащей с эксцентричностью: диваны и стулья в стиле Людовика XV, рояль с золоченой инкрустацией, в центре комнаты — стол, крышка которого покоилась на трех переплетенных золотых драконах. Стены были увешаны картинами в пышных золоченых рамах — цветы работы художников XVIII века, а с высоченного потолка свисали две огромные хрустальные люстры.

Только теперь Фицпатрик понял, почему Липпенкотт надел костюм и галстук.

Из гостиной их провели на вымощенную керамической плиткой террасу, где стояли кадки с цветущим кустарником и апельсиновыми деревьями, согнувшимися под тяжестью золотых плодов. В дальнем углу на жердочке белый попугай старательно чистил перышки.

— Прошу, — сказала Пирс, подводя их к плетеному столу, накрытому к чаю.

И в ту же секунду, словно по мановению волшебной палочки, появилась темнокожая горничная в наколке и фартучке с тяжело нагруженным серебряным подносом.

— Скажите, мистер Фицпатрик, — обратилась к нему Пирс, расставляя на столе чайную посуду тонкого фарфора, — вам удалось что-нибудь узнать о вашей приятельнице?

— Пока нет, — ответил Фицпатрик, явно смущенный всей этой обстановкой. Хотя Липпенкотт достаточно подробно описал ему и саму Пирс, и ее квартиру, тем не менее он никак не ожидал встретить столь изысканный прием. Внезапно мысль о том, что эта женщина может быть каким-то образом связана с исчезновением Клэр, не говоря уже о событиях в океанариуме, показалась ему нелепой.