Клэр Теннант сидела перед зеркалом за туалетным столиком и, подобрав длинные, до плеч, волосы, пыталась представить себе, хорошо ли ей с короткой стрижкой. Пожалуй, неплохо, решила она, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Ей к лицу короткая стрижка; к тому же будет видно, что шея у нее длинная и стройная, а главное — станет прохладнее, гораздо прохладнее.
Теплая погода, вдруг пришедшая на смену изнурительно суровой зиме и дождливо-ветреной весне, вначале была встречена с восторгом. В Лондоне воцарилась чуть ли не праздничная атмосфера, и Клэр, ставшая от загара цвета жженого сахара, заново открыла для себя удовольствие сидеть босой за рулем спортивной машины, ужинать при свечах на террасах с видом на реку и спать под простынями, а не под одеялом.
Но по мере того, как один безоблачный, безветренный день сменялся другим, жара в городе, где кондиционер в квартире — все еще большая редкость, сделалась невыносимой. Вскоре Клэр заметила, что днем ее тянет в постель, а ночью она не может уснуть. Работалось с трудом — Клэр была внештатным художником-оформителем, — и в надежде хоть немного расслабиться она снова начала курить, что отбивало аппетит, без того нарушенный жарой. Она всегда весила немного, а тут стала худеть, и ее постоянно мучили головные боли.
Клэр сделалась раздражительной, что было вовсе не в ее характере, такой раздражительной, что Майкл Фицпатрик, журналист, работающий в научно-популярном жанре, — они жили вместе — заметил как-то: уж не объясняется ли ее состояние тем, что она стала острее обычного чувствовать наступление женского недомогания. «Такая мысль могла прийти только ярому женоненавистнику», — огрызнулась она.
Майкл напомнил ей, что в течение последних недель в основном не она, а он занимался покупками, готовил и убирал. В ответ она обвинила его в том, что делал он это с единственной целью — заставить ее почувствовать себя виноватой. Глупости, сказал он, и хотя она знала, что он прав, тем не менее окончательно разозлилась.
«Значит, я еще и дура? — крикнула она. — В таком случае, чем скорее я уберусь отсюда, тем будет лучше».
Она решительно отрицала, что ее несдержанность вызвана не просто переутомлением, но с Майклом помирилась. Однако случай этот заставил ее задуматься. Да, такая раздражительность наверняка объясняется обычным женским недомоганием, но она не сомневалась, что причина не только в этом. Никогда прежде она не чувствовала себя так отвратительно, да к тому же задолго до положенного срока. Не верила она и тому, что ее самочувствие связано каким-то образом с жарой. Раньше с приходом тепла она расцветала. Нет, решила она, с ней что-то неладно, и, когда ее постоянный врач не сумел поставить диагноз, обратилась в Институт профилактической медицины, где проводили диспансерное обследование пациентов. Заведение это находилось в северной части Лондона.
Однако, договорившись о приеме, она начала спрашивать себя, зачем ей все это. Не стала ли она после смерти матери, которая умерла от рака полтора года назад, чересчур мнительной? И не потому ли решила потратить столько денег на обследование, в котором на самом деле нет нужды? Чем больше она размышляла, тем больше убеждалась, что причина именно в этом. Потому-то она и обратилась в институт, а не в более доступный медицинский центр Объединенной ассоциации английских врачей (институт, где-то вычитала она, проводит более тщательное обследование, нежели центр) и потому ни словом не обмолвилась Майклу.
Недовольная собой, она посмотрела на часы: а не позвонить ли сейчас в институт и не отказаться ли от визита? Нет, слишком поздно, решила она.
В конце концов, каждый имеет право на диспансеризацию раз в год. И, подобрав волосы за уши, она принялась массировать лицо увлажняющим кремом. Кроме того, раз она сейчас чувствует себя гораздо лучше, ей не составит труда выполнить в будущем месяце дополнительный заказ и расплатиться за обследование.
Из стоявшего рядом транзистора донесся сигнал времени: восемь часов утра.
— Майк, новости передают! — крикнула она.
Дверь из примыкавшей к спальне ванной комнаты распахнулась, и на пороге появился еще мокрый после душа, с полотенцем вокруг бедер Майкл. У него был поджарый мускулистый торс человека, который, хотя и не стремится к физическому совершенству, однако тщательно следит за тем, чтобы держать себя в форме. Мужественные черты его лица под шапкой темных волос, которые он энергично вытирал вторым полотенцем, и веселые добродушные умные серые глаза не оставляли сомнений в том, что он — ирландец, хотя черты лица его были скорее испанскими, что, впрочем, довольно часто встречается среди ирландцев.
«Итак, поговорим о выдвинутом президентом законопроекте по контролю за продажей огнестрельного оружия, — объявил радиокомментатор, перечислив темы последних известий. Майкл перестал вытирать голову и, прислонившись к дверной притолоке, с любопытством, как и положено журналисту, вслушался. — Вот с каким историческим заявлением выступил вчера вечером по телевидению перед миллионами американцев президент страны:
