Побеждая — оглянись - [39]

Сказали так князья и дали Божу связку золотых колец. Принял Бож этот дар, а сам подумал: «Неспроста задаривают риксы, неспроста пришли все вместе просить подданства. Главного не говорят... Всегда они против единения были, за земли свои держались ревностно, с оглядкой: не отберёт ли тот, кто рядом, кто сильнее. Поэтому всемерно крепили своё воинство. И каждого — даже самого захудалого — смерда давно учли они, и следили за каждым, чтобы не сбежал к соседу, у которого, быть может, повольготней. А тут сами пришли, принесли кольца! Кто-то давит на них, где-то смута, где-то поднялся дым! И слабые, с мелких окраинных вотчин, боятся риксы, прибежали искать опоры и защиты. Признаться же в страхе своём считают унижением».

Князьям так ответил Бож:

— Никому ещё сильный Веселинов не отказывал в покровительстве. Напротив, стремился к себе привязать — кого добрым словом, а кого и силой — мечом. Потом, когда увидели превосходства единения, забыли родовые обиды, перестали тягаться — кто достойнее и знатнее. Подчинились сильному. И после этого в единении все окрепли. Теперь, верно, и ваш настал черёд. Но скажу каждому из вас: не восстань против Веселинова, его воля — ваше благо, его слово — ваше согласие.

Наше согласие! — обещали риксы, поклонились.

Тогда отпустил их Бож, а Нечволода к Сащеке в Мохонь послал. Да поручил узнать сметливому десятнику, почему полуденные риксы сами на поклон пришли, кто давит на них и откуда повалил дым?

Быстро обернулся Нечволод, слова Сащеки-рикса передал:

— Беспокойно в поле аланском. А по-над полем едкая дымка стелется, а у окоёма высокие дымы стоят. И ночами далеко-далеко горят огни. Днём звон железа из аланского поля слышится. Аланские кони выносят в наши полуденные вотчины убитых всадников. Из наших лесов ушли в степь волчьи стаи. Сытно им там. Над степью падальщики крылья распускают. Старики-аланы с жёнами и чадами стали к нашим риксам приходить. Просят защиты, говорят: с Восхода навалился сильный враг. Имени его не знают сбеги, но видеть видели: страшен враг, дик, многочислен...

Верига возле себя кожи раскладывал. Те, что потоньше, помягче, слева от себя клал. Выйдут из них нарочитым ладные рубахи, выйдут сапоги. Те кожи, что толще, грубее, — откладывал по правую руку. Из них будут сшиты прочные доспехи. Потом примеривался, кроил, составлял куски кож. Не отпускал от себя Ляну-дочь, говорил ей Верига:

— Ты на Божа не гляди, дева. И не жди, когда он на тебя глянет. Ты не сиди, дочь, среди говорливых дев вечерами, — ничего путного тебе не присоветуют. Не броди под луной — не раздражай градчих. А возьми лучше, Ляна, ячмень. Пять ковшей возьми. Прорасти то зерно, доведи до времени...

Отвечала Ляна:

— Скучно мне среди стен сидеть. Мне без дев говорливых не весело. И не просто сидим мы, а пряжу вьём, и не просто говорим, а ткём полотна. Под луной же хожу — просто гуляю; хочу воздухом морозным надышаться после лучинной духоты. Градчие и не видят меня, лишь кричат своё: «Спишь!..».

Не унимался чернь Верига:

— Мало полотен приносишь мне, потому не много выходит у меня рубах. Как я этим отплачу риксу за его добро? Как скажу ему: «Я не сидень на плечах у смерда, я не вошь у твоего стола!» А ты, дева, на Божа не смотри! Не по тебе сокол! А смотри на Сампсу-песнопевца. К тебе он ближе, чем рикс. Побойчее бы Сампсе быть да неотступнее, сам бы он заставил глядеть на себя. Но смирен песнопевец и кроток чрезмерно. Вослед вздыхает тебе, а слов сказать не решится. Не умеет деву опутать, как десятник тот умеет... Ты же, Ляна, сладкий солод ячменный возьми. Пять ковшей возьми. Научу тебя, как лучше пиво сварить, чтобы ядрёно было да пенилось в меру. Подскажу, сколько хмеля для вкуса добавлять и где тот хмель брать. Сваришь пиво, Сампсу позовёшь, скажешь ему: «Для тебя сварила!». Знаю, похвалит пиво Сампса, что бы там ни получилось у тебя, какое бы ни вышло варево.

Отвечала Ляна-дочь:

— Полотен мало приношу — так это потому, что полотна мои лучше, чем у других, выходят. И тонки они, и плотны, и ни одного узелочка не сыщешь на них. Но и без полотен этих ты много всего делаешь, отец. Считай, вся нарочитая чадь тобой одета и обута. Совсем не сидень ты на плечах у смерда. И вовсе не вошь ты у риксова стола... А солода сладкого возьму пять ковшей. Так и быть, сварю тебе варево! Но Сампсу-песнопевца, если желаешь, сам зови. И угощай его, сколько угощаться будет. Я же от лучинного духа совсем слаба, хочется мне подышать морозным воздухом.

Качал головой Верига, смотрел уходящей дочери вслед:

— Разве переговоришь деву, молчун?

ХРОНИКА

ммиан Марцеллин, грек из Антиохии, в своих «Деяниях» писал: «придя на изобильное травою место, они располагают в виде круга свои кибитки... истребив весь корм для скота, они снова везут свои города, расположенные на повозках... Они сокрушают всё, что попадается на пути», «...кочуют по разным местам, как будто вечные беглецы...».

Придя из глубин Азии и обойдя с севера Горганское море[43], гунны переправились через Ра[44]. И возле Танаиса[45], быстрой реки, ударили гунны по сарматам, ударили по аланам и разбили их. Сказал побеждённым гуннский князь: