Побег из жизни - [6]

Сквозь перила моста было видно, как два человека, перегнувшись, торопливо бросали вниз все новые и новые пачки листовок.

Кто-то из туристов поднял листовку, прочитал и бросил ее за борт: «Надо же так клеветать». Кто-то нацелился фотоаппаратом на перевесившихся через перила молодчиков. Но те трусливо закрыли руками лица.

— Ишь, опасаются морды свои запечатлеть на память, — сказал Анатолий, — небось старые знакомые, по которым веревка плачет.

— Как вы думаете, они, эти, кто листовки бросал, — немцы или наши, то есть не наши, а эмигранты? — поправилась Галя, поворачиваясь к Олегу.

— А черт их знает, — сказал вместо Олега Анатолий. — Может, и эмигранты, а может, еще кто — не все ли равно. Мало ли всякого отребья.

Галя хотела еще что-то спросить, но, взглянув на Олега, увидела его напряженное взволнованное лицо.

Он, словно не слыша, о чем говорят вокруг, смотрел куда-то вдаль, поверх ажурной арки медленно удалявшегося моста.

И снова Галя подумала о его необычном поведении. Все кричат, ругаются, спорят, а он — в себе. Он как-то глубже, серьезней. И как он все остро чувствует!

Она подняла глаза и увидела его серьезное лицо. И всегда он такой — не то задумчивый, не то озабоченный. Может, таким и должен быть настоящий ученый.

Быстро шло время. На Олега, по-видимому, подействовало общее веселье, морской воздух, отдых. Он посвежел, загорел. «Может быть, он просто отдохнул от работы, которая поглощала его целиком там, дома», — думала Галя.

Олег, видимо, и вправду немного отдохнул. Первые дни он, поглощенный своими мыслями, держался особняком. Но дружеская веселость Анатолия могла, кажется, расшевелить любого. А девушки, сидевшие рядом с ними за столом! Сначала в глаза бросилась яркая Марина. Казалось, природа полностью использовала всю палитру, чтобы нарисовать внешность этой девушки. А может быть, и не только природа, но и косметика принимала участие в создании этой красавицы. Темно-каштановые волосы, удлиненные зеленые глаза, притененные черными ресницами, матовая кожа и ярко-алые губы. Галя держала себя просто, дружески. С ней было легко и разговаривать, и молчать, когда не хотелось ни о чем говорить. Почему-то каждое сказанное слово, улыбка, шутка приобретали теперь какое-то особое значение, понятное только им двоим. И, по-видимому, не только Галя и Олег чувствовали это. Марина, когда они с Галей остались вдвоем в своей каюте, вопросительно посмотрев на нее, сказала:

— Галка, может, я ошибаюсь, но мне кажется...

Галя не дала ей договорить, замотала головой. И сказала даже как будто испуганно:

— Не надо, Марина. Я и сама еще ничего не знаю.

Дни летели один за другим. Менялись ландшафты и речь вокруг, архитектура городов и одежда жителей. Следовали с калейдоскопической быстротой один за другим парки, стадионы, музеи. Понемногу туристы втянулись в нелегкий образ жизни и приобрели соответствующую закалку, как выражался Анатолий. Поспав несколько часов, уже готовы были снова ехать, бежать, смотреть и слушать объяснения очередного гида. С большим нетерпением ждали приезда в Париж. Оставлен в Гавре теплоход, и вот уже за окном экспресса мелькают поля и нивы Франции, так напоминающие наши. Широкое лицо Анатолия сияет еще больше обычного. Улыбка не сходит с его лица, да и все остальные невольно улыбаются, глядя на него. Это все-таки очень приятно: смотреть на совершенно счастливого человека.

Вчера, когда пассажиры сидели в ресторане теплохода за ужином, местное радио сообщило, что у его жены Ани родилась дочка Аленка. Дальше говорилось, что Аленка весит четыре с половиной кило и, таким образом, заняла первенство среди своих сверстников и сверстниц. Чувствует себя отлично, очень похожа на папу, и вместе с мамой передает ему привет.

Отгремев на стрелках, поезд подошел к парижскому вокзалу Сен-Лазар.

Вскоре туристы уже знали, что название «Сен-Лазар» относится к району города и к гостинице, где им предстояло находиться несколько дней. От гостиницы совсем недалеко до Монмартра, до Елисейских полей, до Собора Парижской богоматери.

Гале не верилось, что эти такие книжные места существуют на самом деле и скоро их можно будет увидеть. Ей хотелось поделиться своими мыслями с Олегом, как она привыкла это делать в последние дни. Но Олег опять стал держаться как-то отчужденней. Он снова погрустнел, был молчалив. В последний вечер на теплоходе, сославшись на нездоровье, рано ушел в каюту. Может быть, он опять получил неутешительное известие из дому. Галя не решалась расспрашивать. Она даже была на него немного обижена. Возникшая между ними дружба должна была бы сделать его откровенней, и если он почему-то вдруг снова замкнулся — значит, у него есть на это свои причины. Ведь она, по сути дела, совсем не знает Олега. И все же Галя не могла не думать о нем. Она сама удивлялась, как это произошло, что этот совсем мало знакомый человек вдруг стал ей интересен. А что он думает о ней? Нравится ли она ему?

В автобусе, поданном для первой экскурсии по Парижу, место рядом с сидевшим у окошка Олегом оказалось свободным. Может быть, Олег предупредил, что это место для Гали, а может, товарищи и сами не заняли его. Галя хоть и была обижена холодностью Олега, но села с ним рядом. Она решила, что не будет его ни о чем расспрашивать первая, но, увидев близко его грустное лицо, позабыла о своем решении. На вопрос о том, как он себя чувствует, Олег отвечал, что вчера чуть было не загрипповал, но сегодня вроде ничего, отлежался.