Побег из Фестунг Бреслау - [133]

Их беседу прервал энергичный стук. Вошедший в комнату Хайни выглядел уставшим и даже, как будто, простывшим. Он даже слегка пошатывался на ногах.

— Ну что? Как дела? Устроил что-нибудь с твоими польскими приятелями? — спросил Шильке.

— Так точно, герр капитан. Двое их них уже работают в комиссии курьерами. Так, как вы говорили.

— Ты им сообщил, что мы платим в долларах?

— Конечно, герр капитан. Только более всего их возбуждает не это.

Шильке с Холмсом обменялись взглядами.

— А что же их так радует?

— А та бумага, которую я им дал. В которой написано, что они работают для службы безопасности.

Ватсон только вздохнул.

— Ну правильно, каждый говнюк желает быть секретным агентом.

— Ты неверно их оцениваешь, — буркнул Холмс. — Такая бумажка значительно облегчит им бизнес мародеров.

Шильке начал смеяться. Он повернулся к парню.

— Что-то ты паршиво выглядишь. Что-то нехорошее произошло?

— Нет, герр капитан. Слишком сильно отпраздновали это дело с приятелями.

— Господи Иисусе! Ты самогонку пил?

— Нет, герр капитан, водку мы не пьем. То было французское сухое вино. Красное.

Холмс с Ватсоном начали хихикать. А вот Шильке задумался над одной мелочью, которую остальные как-то не заметили. Хайни сказал «мы», в первый раз не имея в виду немцев, а своих польских ровесников. Чудо? Если так, тогда следует согласиться с тем, что Вроцлав — это такой город, в котором чудеса случаются как по расписанию. Он решил не критиковать парня.

— Иди, выспись. И не забывай: секретные агенты не могут ходить по улице пьяными.

— Так точно!

Когда Хайни вышел, Холмс снова склонился над бумагами.

— Итак, возвращаемся к проблемам со слежкой. Подслушка на их телефонах у нас имеется, но…

— Ну не будут же они такими дураками, чтобы говорить о важных вещах по телефону, — буркнул Шильке.

— Почему, из разговоров всегда можно о чем-то догадаться, — предложил Ватсон.

— Да ладно вам. На телефонном коммутаторе я посадил милиционера. — Холмс разочарованно махнул рукой. — Там люди не обученные, после службы в армии, самое лучшее — из военной жандармерии. а про квалификации и не спрашивай.

— Зато мы будем знать, хотя бы приблизительно, где, кто и с кем должен встретиться.

— Только и того. Если не скажут прямо в трубку «хочу убить Дробнера завтра в шесть вечера», то этот милиционер на телефонной станции ни о чем и не догадается. А слежка за этими людьми? Кто этим должен заниматься? Наши лица они наверняка уже знают. Вот уже несколько недель я горблюсь над сбором данных относительно них. У меня есть список имен, какие-то фрагменты их историй, но они ведь не дураки. На работу берут десятки человек, хотя бы подставленных нами курьеров. Как за всеми ними следить?

— А если поставить микрофоны в их помещениях, — предложил Шильке.

— Откуда ты их возьмешь? Как поставишь?

— Ну, под предлогом ликвидации неразорвавшегося снаряда устроить эвакуацию. Ну а какие-нибудь микрофоны должны же быть на складах «Сименс» или «Телефункен».

— Это нереально. Где ты возьмешь специалистов для такой работы?

В комнате повисла тишина.

— Тогда привлечем туда на работу еще больше наших людей.

— Квадратура круга. Откуда мы их возьмем?

— Господи, я же не говорю о довоенных полицейских. Тот тип, которого застрелили, был ведь историком искусств. Только лишь по случаю во время войны он работал в качестве радиста.

Холмс задумался. Неспешным движением он вытащил из лежащей на столе пачки сигарету и стал разминать ее между пальцев. Ватсон поднес ему огонь.

— Ты прав. Историка они хотели ради хохмы, и для того, чтобы замутить в документах. Чтобы никто не установил, будто кто-то из комиссии занимается еще и секретными делишками. А застрелили его, когда оказалось, что мужик разбирается в связи и случаем скумекал чего-то такое, чего скумекать не должен был. Да, это уже как-то клеится.

— Господи! — Шильке схватился с места. — А кому они, черт подери, отсылают донесения? Что такого мог открыть историк, оказавшийся связистом? Это ведь совершенно не клеится!

— Почему?

— Ответь мне на такой простой вопрос. Если имеется некая конспиративная группа, и она высылает донесения как в время войны, так и после войны, так кому она их отсылает? Кому?

— Ну да.

— Ведь это не может быть польская или советская разведка, потому что после падения Фестунг Бреслау, все эти радиосообщения утратили смысл. А для англов и янки — слишком далеко, чтобы чем-либо интересоваться. Тогда, кому они могли их отсылать?

Холмс усмехнулся из-за своей дымовой завесы.

— А если никому?

— Тогда, от кого они получают инструкции? Кем этот человек является?

Новый клуб дыма направился к потолку.

— Мы сделали ошибку, инстинктивно предположив, что таинственный офицер крипо — это мужчина.

— А теперь я делаю какую-то ошибку, — сказал Шильке. — Так?

— Так.

— Какую?

— Ты сразу же предполагаешь, что сообщения высылает им человек.

Тишина, повисшая в комнате была просто невероятной. Можно было слышать каждую муху, каждого комара. И даже чьи-то быстрые шаги на дорожке перед виллой. Звук шагов прекратился уже перед дверью, они услышали стук, скрип двери. Холмс подошел к лестнице, ведущей вниз.

Молодой человек глянул на него.