Побег из Фестунг Бреслау - [123]

Холмс закурил и продолжил изучать карту.

— Когда ты вышел из броневика переговорить с Крупманном, я, как обычно, выслал Хайни, чтобы тот обнаружил их грузовик.

— И переговорил с водителем? И эсэсовец что-то сказал?

— Тебе нечего удивляться. Ведь он видел перед собой вооруженного немецкого парня, да еще в чине ефрейтора. И он описал ему всю трассу за тот день. Ничего секретного в ней не было.

— Да, Хайни у нас чертовски шустрый. Интересно, как он справится с тем, что его мир уже не существует?

— Не беспокойся. Он сделает это так же, как и все вокруг. — Холмс глубоко затянулся дымом. — Меня заставляет задуматься, что так перепугало гестаповцев, а Крупманна заставило театрально выбраться на фронт, к Лангенау.

— Об этом ты тоже знаешь от парня?

— Нет. Просто меня удивило, что гестаповцы, как только убили их начальника, тут же согласились с моим предложением.

— Каким предложением?

— Чтобы не устраивать какого-либо дела по вопросу таинственного покушения, а в бумагах написать, что Крупманн погиб парой сотней метров далее, на линии фронта. От случайной пули.

Шильке кивнул и тяжело поднялся с места.

— Это и вправду странно. Даже невероятно.

Они двинулись дальше, пробиваясь через развалины. Наша парочка предпочла не приближаться к аэродрому на Щайтнигер Штерн, хрен его знает, что там творилось. С тыла они пробились на Ганзаштрассе, затем добрались до зданий Политехнического Института, а вот там их остановил русский патруль.

— Куда, германцы[77], а? — Рослый солдат с ППШ проверил, имеются ли у этих двух наручные часы. Понятное дело, что имелись, вот только солдат никак не мог догадаться, что они спрятаны в носках.

— Мы не германцы, мы поляки.

— А, мародеры… Здесь нельзя.

— Вот, товарищ… — Холмс вытащил из кармана плаща бутылку самогона и подал солдату.

— О-о. — Русский вытащил затычку из скрученной газеты и понюхал содержимое. — Хорошая. Адин час, быстро.

Холмс и Шильке спокойно пошли дальше. Солдат что-то еще крикнул им вслед, чего Шильке не понял.

— Что еще он хочет?

— Нам нельзя выносить чего-то довольно крупного, а не то кто-то увидит.

— Ага.

Через пару минут они добрались до обозначенного на карте входа и вошли в мрачный, прохладный коридор.

— Это что за факультет?

— Понятия не имею. Кто-то остроумно сорвал табличку вместе со свастикой.

Шильке открыл первую же дверь сбоку.

— И что?

— Администрация. Сплошные столы и бумажки.

— Таким способом мы ничего не найдем. Нужно поискать швейцара.

— Думаешь, его оставили? — Они дошли до крупной развилки и открытой лестничной клетки. Окружающие их пустота и тишина действовали успокоительно после неустанных нападений насекомых на улице.

— Ну почем же? Должны же они были оставить кого-то, кто знает, как в этих лабиринтах найти нужные вещи.

Шильке с Холмсом вышли на внутренний дворик возле котельной. Швейцарская и действительно была целехонькой, а сильный пинок в двери убедил проживающего в ней старичка, что наилучшей формой приветствия гостей будет как можно более быстрый подъем рук вверх.

— Ну вот все и стало известно, — очень вежливым тоном начал Холмс. — Так с какого времени вы в НСДАП?

— Я, нет… — Глаза старика буквально вылезали из орбит. — С тридцать пятого, герр офицер.

— И кто кричал громче всех «Хайль Гитлер!» на митингах сотрудников администрации?

Поднятые вверх руки начали трястись.

— Ну я, только ведь я был должен… Обязан.

— Все были должны! А кто выносил приватные вещи выброшенных из института евреев и сжигал их в котельной?

Шильке находился под впечатлением. Понятное дело, все это должен был делать этот вот старик. Холмс прекрасно знал, какими аргументами воспользоваться. Швейцар походил на живое желе.

— А кто срывал и сжигал портреты еврейских ученых, а?

— Меня заставили! Винтовкой угрожали!

Даже Холмсу пришлось усмехнуться, слыша подобную аргументацию.

— Винтовкой, говоришь? — Он подошел поближе. — Садись!

Старичок сделал несколько шагов и уселся на кровати. Наивный человек.

— Встать! — Холмс схватил простынь и одеяло, сбрасывая их на пол. После этого он сорвал матрас и вытащил из-под него старую винтовку Маузер. — ЭТОЙ винтовкой угрожали? — ласково спросил он, водя стволом из стороны в сторону. — Этой?

— Нет, нет, — бедняга истекал потом. — Мне его дали, когда началась война с советами. Я только швейцар, честное слово. Я должен следить…

— Ну ладно. — Холмс отложил ненужное оружие. — Итак, все сведения о тебе у нас уже есть. — Он глянул на Шильке. — Ну что, к стенке?

Тот кивнул.

— Я бы не цацкался.

Швейцар упал на колени.

— Умоляю, умоляю вас, я ничего не сделал…

Холмс присел к столу.

— Ты помнишь тот день, когда окружили Берлин? Сюда прибыло десятка полтора гестаповцев.

Старик поднял глаза.

— Да, помню, естественно. Они приказали провести их на электротехническое отделение.

— Куда конкретно?

— Вот конкретно я и не знаю, тогда здесь появилось множество народу. Здесь был лазарет, которым ведали монашенки, был…

— Лазарет? — заинтересовался Шильке. — А где он теперь? — Большим пальцем он указал на пустое помещение за окном. — Что случилось с раненными, которые не могли ходить?

Старичок снова перепугался.

— Я не знаю! Ничего не видел! Честное слово, ничего не видел!