Побег - [91]
Она выглядела так, как будто бы прошла через ад.
Что ты имеешь в виду — импровизировать?" — спросила я.
"Мне разрезали промежность ножницами для шитья, а затем зашили ниткой для чистки зубов". — сказала она слабым и бесстрастным голосом.
Я потеряла дар речи. Как только человек может подвергать свою жену и ребенка такому риску и обращаться с ней таким варварским способом?
Но я знала, что мне нельзя раскрывать свой рот. В комнате было множество жен Уоррена, и если я прореагирую, это может навредить этой жене — и мне тоже. Было очень трудно не показывать свой шок. Она и так уже черезчур много сказала.
Позже, я слышала, как те из дочерей Меррила, который вышли замуж за Уоррена, защищают его действия. Они думали, что она проявила непослушание даже просто упомянув о том, что с ней произошло. Никто не задавался вопросами о верованиях Уоррена.
Через несколько месяцев после рождения ребенка, распространились слухи, что Уоррен прекратил заниматься с этой женой сексом. Я уверена, это потому, что он был зол на нее за то, что она расказала правду о своем разрезе промежности и это негативно отразилось на мнении людей о нем. Но Уоррен был всегда жесток с этой девушкой и возможно, он отверг ее по другим причинам.
Что пугало меня больше всего — так это то, что когда по общине расспространились слухи о том, как Уоррен Джеффе обращается со своими женами, другие мужчины начали подражать его экстремальному поведению. На кофейных встречах Линды мы обсуждали то, как сильно увеличился уровень домашнего насилия после того, как появились новые магнитофонные записи проповедей Уоррена о еще большем послушании жен своим мужьям.
Все увеличивающееся влияние Уоррена на наши жизни дошло до спален. Он отобрал у общины секс своим декретом о том, что заниматься им можно исключительно в целях размножения. Нас заставили рассчитывать дни овуляции и секс позволялся только в эти дни. А затем мы должны были ждать месяц, чтобы посмотреть, а не забеременели ли мы, чтобы нам опять можно было заняться сексом.
Меррил просто проигнорировал этот новый декрет и продолжал заниматься со мной сексом не обращая внимания на то, беременна ли я или нет. Он занимал настолько высокую позицию в ФСПД, что и одна из его жен не могла донести на него за непослушание. Некоторые мужчины тоже не слушались этого нового правила о сексе, но они знали, что это было рискованным. Это новое правило дало Уоррену Джеффсу еще больше власти над ними. Если бы их жены пожаловались Джеффсу на то, что их мужья не подчиняются его декрету, мужей бы выперли из ФСПД.
Но там была одна ловушка: даже если женщина жаловалась на своего мужа, все равно это могло ударить по ней. Если Уоррену нравился ее муж, он мог встать на его сторону, используя лазейку, которую Джеффе называл "власть вдохновения". Сам Бог мог действовать в семье, через Божественное вдохновение мужа. Поэтому, если Бог вдохновлял мужа заняться сексом с женой, у которой на тот момент не было овуляции, то Уоррен говорил, что Бог знал, что так будет лучше для семьи того человека, а эта женщина находится в бунте и должна быть наказана. Основа всего этого была такова, что Уоррен прибирал к рукам полный контроль над нашими жизнями. Он мог устанавливать правила, и мог нарушать их, если видел в этом пользу.
Больше всего пострадали те женщины, с кем мужья не любили заниматься сексом. Их мужья могли сказать, что те жены недостойны, чтобы зачинать их детей и вообще прекращали заниматься с ними любовью. Это позволяло мужьям заниматься сексом только с самыми любимыми женами. Муж говорил другой жене, что если бы она была достойна, он бы дал ей ребенка. Вот до такой степени это было отвратительным.
Вскоре после появления этого декрета очень сильно увеличилось количество женщин общины, которые пытались достать себе антидепрессанты. Беременные женщины впали в безумство, потому что их мужья прекратили заниматься с ними сексом. (А поскольку женщины были беременны практически постоянно, они ожидали, что будут продолжать заниматься сексом во время беременности, иначе они бы почти вообще ничего не получали).
Женщины приходили в клинику — беременные и безумные. У двух фельдшериц было право выписывать антидепрессанты. Беременным давали Золофт, остальным — Прозак. Это не было тайной. Я слышала об этом и прямо и косвенно от Ширли, одной из фельдшериц, которая волновалась, что у некоторых беременных женщин без лекарств начнутся нервные срывы. Она говорила, что как минимум одна треть жен общины была на таблетках. (Через несколько лет Департамент Здравоохранения поднял тревогу, видя такое количество рецептов на антидепрессанты, проверил их записи и сказал, что нельзя женщинам принимать эти медикаменты в течении продолжительного времени, без осмотра врачом. Но если и были предприняты какие-то серьезные действия, то я никогда о них не слышала).
Секс был эквивалентом власти в ФСПД. Если мужчина прекращал спать со своей женой, ее опускали ниже плинтуса. В своей семье она теряла всю власть и статус. Мы всегда знали, какая из жен семьи была как Барбара — фавориткой. Женщина, с которой муж занимался сексом больше всего, выигрывала жестокое сексуальное соревнование, которое разыгрывалось в каждой полигамной семье. Ее муж обращался с ней как с королевой, а она использовала эту власть, чтобы командовать другими женами.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.