Победитель - [57]

— Дядя, а почему ты плачешь? — неожиданно спросил он.

Действительно, почему я плачу?

— Потому, что глупый! — резко сказал я, отвечая скорее собственным мыслям, нежели ему.

Ребенок неожиданно серьезно покачал головой.

— Неправда! Я знаю, что ты не глупый. Мама так говорила Она сказала, что ты добрый, очень добрый, только… только..

— Только что? Как мама тебе сказала?

— Я забыл…

В эту минуту дверь открылась и на пороге появился Петр Он был бледен и явно взволнован. Он, в первый раз за год, улыбнулся мне и сказал:

— Две дочки…

Потом добавил:

— Ян, пожалуйста, Марта просила, чтобы ты привел ей Тома.

Я вошел в комнату, где лежала больная Увидев сына, она сразу протянула к нему руки.

— Том! Подойди и посмотри! У тебя есть две сестрички, две сразу. Это ради тебя! Ты простишь меня, Том, правда? Простишь?.. Но это только ради тебя, только ради тебя, мой самый лучший, единственный, любимый сыночек! — говорила она прерывающимся голосом, прижимая ребенка к груди.

Том задумался.

— Мама, а что мне делать с этими сестричками?

— Все, что захочешь, мой маленький, ты будешь их бить, любить, мучить, ласкать, все что захочешь! А они будут тебя слушаться и работать за тебя, когда вырастут!

— Марта, что ты говоришь! — закричал Петр. — Марта, это мои дети!

Она холодно взглянула на него:

— Я знаю об этом, Петр; это твои дети…

Петр сделал такое движение, как будто хотел броситься на нее, но взял себя в руки и, подойдя к кровати, сказал как можно ласковее:

— Это наши дети, Марта. Неужели у тебя не найдется для меня ни единого слова? Ничего?

— Разумеется. Благодарю тебя.

После этого она снова начала страстно прижимать к себе и целовать светлую головку сына.

— Том, мой самый дорогой, любимый, золотой сыночек…

Петр как сумасшедший выбежал из комнаты, а мне стало душно. Было что-то чудовищное в подобной материнской любви.

Рождение этих двух девочек, Лили и Розы, мало изменило нашу жизнь — вопреки ожиданиям. Отношения Петра и Марты остались прежними. Я давно сочувствовал Марте, но теперь стал ощущать огромную жалость и к судьбе этого человека. Он стал апатичным, угрюмым, в каждом его слове и в каждом движении чувствовалась огромная смертельная тоска и подавленность. Будучи на несколько лет младше меня, он вдруг сгорбился и поседел; запавшие же глаза горели каким-то нездоровым огнем. Я никогда не предполагал, что год жизни может так сломать этот прекрасный организм, который лучше всех нас перенес неслыханно трудное путешествие через пустыню. Конечно, причиной этого была Марта, но я не мог винить ее… Она любила того, первого, который умер; кроме него и его сына, никому не было места в ее сердце — и в этом заключалось все несчастье.

Мне кажется, что и дочек она не любила. Правда, она неустанно заботилась о них, но было видно, что делала это только с мыслью о Томе. Они имели для нее значение ценных игрушек для сына, которые нельзя поломать, или редких зверюшек, которые требуют присмотра и заботы, потому что потеря их может быть невосполнимой. Даже способ, которым она отзывалась о девочках, свидетельствовал об этом — она всегда говорила о них: «Девочки Тома» Петр бессильно наблюдал за всем этим и мрачнел еще больше.

Во всяком случае эти дети причиняли Марте много хлопот, особенно в первые месяцы, отнимали много времени, поэтому сложилось так, что Том был постоянно под моей опекой. Я нашел себе товарища. Мальчик был очень разумный и развитой для своего возраста. Он постоянно допытывался у меня о разных вещах и разговаривал со мной, как взрослый. Через какое-то время я так привязался к нему, что мне уже трудно было обойтись без его общества. За несколько одиноких лунных дней я привык к постоянному движению, и теперь на все, даже далекие прогулки, брал с собой Тома. Марта охотно доверяла его мне, зная, что при мне он в безопасности, даже в большей безопасности, чем дома, где отчим не переносил его.

Я построил тележку и приучил шестерку сильных собак ходить в упряжке. Ввиду меньшей силы тяжести на Луне этой упряжки было достаточно, чтобы нас с легкостью перевозить с места на место. Иногда мы совершали далекие экспедиции, длящиеся два и более лунных дней. Тогда, принимая во внимание сильные ночные морозы, я брал герметически закрывающийся автомобиль, снабженный электрическим двигателем и отапливаемый, который я сделал из нашего старого автомобиля, значительно уменьшив его. Внутри, кроме меня и Тома, умещались еще два пса и значительные запасы топлива и продовольствия.

Путешествуя подобным образом, мы обследовали с Томом все северное побережье центрального лунного моря и далеко углубились на восток и запад, до тех пор, пока более разреженный у границ пустыни воздух не вынудил нас вернуться. Самым дальним пунктом по направлению к западу, которого мы достигли, было Море Химболтаниум, низина, расположенная примерно на той же широте, что и Море Фригорис, и иногда видимая с Земли как маленькая темная тучка на правой стороне верхней части серебристого диска.

И мы оттуда увидели Землю, поднявшуюся из-за горизонта. Я задержался там на всю долгую, двухнедельную ночь, только чтобы насытиться видом этой, так давно не виданной и еще более давно покинутой, моей родной планеты.