Победитель турок - [95]

— Да и ты не вопи так, отец Янош! — зло оборвал его Хуняди. — Не видишь, что мы сражаемся? — И тотчас обратился к воинам: — Видели вы витязя Титуса Дуговича? Против язычников за отечество сражаясь, лучше его примеру следуйте, но не бегите!

И вдруг крикнул громко:

— Эй, вина сюда! Вина! Подать вина тем, кто упарился!

Не отличавшиеся в обращении с оружием горожане потащили из подвалов внутренней крепости вино в огромных деревянных ведрах, и бойцы, умаявшиеся в многочасовом сражении, набросились на него, как измученный жаждой скот на придорожную лужу. Горожане едва успевали черпать и таскать ведра, ибо пересохшие глотки поглощали вино, как сухой песок — дождь, во воздействие его вскоре сказалось. Воины расхрабрились от алкоголя и даже охмелели. Началось кровопролитное истребление турок, и вскоре они вынуждены были убраться с моста. Молитвы, призывающие Иисуса и Аллаха, пьяные выкрики, предсмертные мольбы, треск пищалей — все смешалось в адском шуме, заполняя ночь, и на ужасное это пиршество изливала свой мирный, чистый свет круглая луна.

Вскоре вернулся и Янош Капистрано. Он привел из-за реки крестоносцев, и бой разгорелся с новой силой. У защитников крепости кончились боевые припасы, и тогда они стали швырять в карабкавшихся на стены турок смоченные в сере или смоле пылающие вязанки хвороста. Запах паленого, заживо горящего мяса, жуткие вопли полыхающих пламенем, мечущихся беспорядочно живых факелов устрашили язычников и повергли их в бегство. Они валились со стен и башен, будто опаленные огнем осенние мухи, увлекая вниз друг друга, те же, кто замешкался внутри крепости, пали жертвой гнева озверевших от вина крестоносцев. Рукоятка ковша Большой Медведицы еще только повернула на восток, извещая, что минула полночь, а во внешней крепости уже не осталось ни единого турка, за исключением мертвецов, затоптанных, с выпущенными кишками…

С крестоносцами, опьяненными победой, не было сладу. Ощутив запах и вкус вина, они теперь, торжествуя победу, почувствовали еще большую жажду. Все забыли об усталости после многочасовой битвы, забыли о павших на глазах знакомых, друзьях, даже родичах. Сойдясь на середине крепостного двора, они, неуклюже подпрыгивая, плясали вокруг трупов, горланили веселые песни, лихо выкрикивали что-то, вздымая к небу косы, потом без всякого перехода затягивали заунывные божественные псалмы, а иные, подняв к небу лица, — они видели, как это делал отец Янош, — оглашали ночь молитвами.

Кто-то поставил на ноги мертвого турка и пустился с ним в пляс, очень серьезно приговаривая:

— Не откидывай назад голову-то, я поцелуя у тебя не украду… Да поверти-ка малость задом!..

Остальные, стоя вокруг, ржали и добавляли еще от себя.

Кто-то крикнул, поглядев на луну:

— А ну, сойди, король Давид! Побренчи нам на цитре!

— Ты бы лучше Цицелле позвал, не пришлось бы с лысым турком плясать!

Затем стали требовать вина:

— Вина! Вина во славу победы!

Отец Янош едва втолковал им, что радоваться еще рано, турки, быть может, и утра не станут дожидаться, а вернутся, поэтому лучше бы отдохнуть. Тогда крестоносцы набросились на мертвых язычников: содрав с них все, что привлекало глаз, — чалмы, пояса, шаровары, сандалии, они с благодарственными песнопениями удалились через задние ворота крепости в лагерь, расположенный на другом берегу реки.

Господа собрались вверху, в гостином зале внутренней крепости, чтобы, наскоро перекусив, тоже прилечь отдохнуть. Все устали так, что едва двигались, по радости и веселья было хоть отбавляй. Даже подшучивали над отцом Яношем, который совсем охрип от крика, даже крякнуть не мог как следует.

— Ты теперь только руками изъясняться сможешь, отец Янош, даже и с небесными силами! Вроде глухонемого!

На другой день ничто не говорило о том, будто турки собираются атаковать снова. Однако защитники крепости, наученные вчерашней хитростью турок, усердно готовились к вечеру: чинили стены, башни, исправляли оружие, упражнялись, готовясь к бою. Капистрано привел своих крестоносцев и, расположив их во дворе внешней крепости, угощал подходящими к случаю ободрительными речами. Но вдруг — это было уже после обеда — он заметил, что небольшой отряд крестоносцев незаметно выбрался из крепости и начал обстреливать из луков передовые посты турок. Отряд всадников спахии поспешил на помощь потревоженному сторожевому охранению, но крестоносцы отважно вступили с турками в бой и отогнали их. Тотчас появились новые отряды спахии, однако из крепости выбегало на помощь все больше воинов. Капистрано взобрался на стену и знаками — накануне он потерял голос от крика — звал их назад, но крестоносцы не возвращались. Тогда у него мелькнула смелая мысль: высоко подняв крест, он стал во главе находившихся в крепости крестоносцев и двинулся на турок. Крестоносцы атаковали левый фланг турецкой армии, который расположен был на склонах сбегающих к Саве холмов, и чуть не в мгновение ока прогнали ошеломленных неожиданным нападением канониров от пушек первой линии. Опьяненные успехом, крестоносцы тотчас ринулись на пушки второй линии и захватили их. Но в лагере турок уже опомнились, особенно когда заметили, что крестоносцев очень мало, и сам султан Мехмед повел против них своих телохранителей; следом устремилось и все огромное войско. Казалось, мгновенье — и крестоносцы будут раздавлены, но тут из крепости выступил Хуняди со своей армией, он бросился к пушкам, отбитым крестоносцами, и его канониры открыли убийственный огонь по двинувшимся в атаку туркам из их же орудий. И опять началась, вернее, продолжилась грозная битва, первая глава которой разыгралась ночью в крепости. Турки вновь и вновь шли на приступ, чтобы отбить свои пушки, но христиане отражали все атаки. В одном штурме был тяжело ранен султан Мехмед, который храбро вел себя в бою, и турецкая армия бросилась в паническое бегство. Когда опустился вечер, войска язычников, отступая, достигли уже подножия дальней гряды холмов. Однако Хуняди, опасаясь военной хитрости, не разрешил продолжать преследование, забил жерла вражеских пушек и вместе с войском вернулся в крепость.