Побѣдители - [60]

Ну да не страшно, Ник мою руку знает, разберется. У меня, кстати, не такой уж плохой почерк, хотя я, увы, отношусь уж к тому поколению, которое не учили в младших классах начаткам каллиграфии. Всего восемь лет меж нами с сестрой, а какое различие! Их заставляли обычным пером прописи выводить, нас – нет.

Ночь прошла довольно спокойно, мы с сестрой Елизаветой сменяли друг дружку часа через четыре. Еще день-другой, и ведь Наташа начнет бунтовать. Что незачем из-за нее не спать, что она вполне в состоянии сама ходить по квартире. Или я вовсе ее не знаю, или так и будет… Впрочем, я весьма надеюсь тут на сестру Елизавету. Мне с Наташей не управиться, а вот ей – пожалуй.

Когда сестра Елизавета сменила меня во второй раз, я уже закончила со своей запиской. Так что отдохнуть прилегла с чистой совестью. Сон, впрочем, не шел, так, легкая дрема, позволившая чуть расслабиться и смежить веки. Отчего-то мне полуснились-полугрезились Бусинки. А ведь надо же, уходящим-то летом я ни разу в них и не побывала! Неужели ни разу? Похоже на то. Все в столице да в Ревеле, да всякие разные новые места…

А в Бусинках сейчас так хорошо… Шелестят на ночном ветру березы, трепещет батистовая занавеска на окне, племянница Ксюша спит в своей кроватке с каким-то невыразимо ангельским личиком, какого у нее никогда не бывает в бодрствующем состоянии. Спит, крепко обнимая любимую лошадку. Ведь сколько у нее самых чудесных игрушек, так надо же – обожает это страшилище. Лошадку эту, признаться, я и соорудила на скорую руку в дождливый день. Из разноцветных лоскутов сшила голову с ушами и глазами-пуговицами, приделала к палочке. Тогда Ксюше еще трех лет не исполнилось. С каким восторгом она на ней скакала! И до сих пор любит всем сердцем, даром, что уже большая барышня, четырех с половиною годов29.

Так и не приехала я в Бусинки нынче… Не каталась с племянницами на лодке по Оке, сказок им не рассказывала, стишков про «шаловливые ручонки» и «домик над рекою» не читала… А ведь в их возрасте три месяца – это просто бездна времени. Хорошо еще, если осенью узнают тетку в лицо.

По чести сказать, я вероятно, и есть то самое чудовище вроде лошадки из лоскутков и палочки, которое родные непонятно за что любят.

Ведь я же тоже их всех люблю, еще как люблю-то… Но думаю о них слишком мало, даже о маме… Семья – это данность, драгоценная, но данность, а мир, меж тем, так огромен, а жизнь так полна… Чаще всего я вспоминаю об отце, с которым мы слишком похожи, с которым мне не очень-то просто… А про маму и сестру, которые так тактичны, так внимательны ко всем моих глупостям, так неизменно терпеливы, о них я почти забываю в своем непонятно куда направленном движении… Я, конечно же, неблагодарна.

Не пора ли подниматься, сменить сестру Елизавету? Нет, по часам еще нет, в моем распоряжении минут сорок…

Все-таки сон нейдет. Вертятся осколки мыслей и образов, как в детском калейдоскопе, складываясь в случайные узоры, разрушаясь в следующее мгновение ради новых…

Снова вспоминается тот странный пикник, тот диалог Ника с рыжим Кеннеди, побивший все рекорды по числу бессмысленных со стороны фраз… Но оба были чем-то довольны и веселы, попивая вино из походных серебряных стаканов…

«Так Ричард Никсон – это было нарочно?» – Ник наслаждался то ли послевкусием коллекционного муската, то ли какой-то мальчишеской озорной мыслью, так и плясавшей в его глазах.

«Ну, надо же было выпустить зайца, чтобы тот слегка погрыз у фермеров яблони, – отозвался Джон. – Можно, конечно, прочесть сто замечательных теоретических лекций о бережении плодовых садов. Но выпустить одного зайца – это иногда оказывается действеннее».

А потом они попросту принялись хохотать. Чуть вином ни облились. Полный бред.

Подосадовав на глупость вертящихся в голове мыслей, я все же вдруг заснула, и мне опять приснилась похожая на Наташу цыганка, на сей раз открывшая туз кёр. Но я не успела этому удивиться, ибо в следующее мгновения меня осторожно тронула за плечо сестра Елизавета.

Часы показывали десять, яркое солнце гуляло в шелковых кремовых шторах.

– Так нечестно! Вы один раз вместо меня продежурили!

– Ничего. Первое, я умею дремать вполуха, а вы не умеете. Второе, вас я сейчас пристрою к делу. Помните, я про паломницу нашу упоминала? Я бы вас обеих теперь оставила на полдня. Справитесь?

– Конечно, сестра Елизавета! Даже если надо будет сделать инъекцию, я вполне смогу, будьте уверены.

– Нет, новокаина до вечера не нужно. Пилюли я положила отдельно, те, что ей надо принять, как проснется.

– Она спит?

– Очень поверхностным сном.

Лучше сон сколь угодно поверхностный, чем ее бессонницы, особенно сейчас.

Проводив сестру Елизавету, я вновь тихонько просмотрела в беззвучном режиме новости. Только после этого тихонько проскользнула в ванную, оделась, озаботилась чаем.

Опять заварю чай в эгоисте. Непонятно же, когда Наташа проснется, лучше подать ей свежий.

Взгляд мой случайно упал на нарядную корзиночку, забытую на подоконнике, за цветочными горшками. На дне корзиночки лежало три яблока, несомненно, оставшихся с праздника. А мне кажется, что Яблоневый Спас был сто лет назад…