Побѣдители - [42]

А берейторы – они еще и ругаться горазды. Ох, сердитый народ!

Все это надо любить. Да, включая запахи навоза на вилах и темного от пота вальтрапа в руках.

Анюты хватило недели на три. Все эти три недели, если Ник и удостаивал ее взглядом, то во взгляде читалось лишь недоумение: к чему здесь эта трусливая хныкса?

Так что merci Бетси, но Анюта Данилевская меня не возлюбит никогда.

– Но сейчас я вынуждена совсем о другом тревожиться, – продолжила Бетси, поигрывая сахарными щипчиками. – Скоро открытие сезона. Коктебель, Псковщина и Рижское взморье опустеют, столицы наполнятся.

– И где у тебя будет прием? Как обычно?

– А вот нет. Прием по поводу открытия сезона я устрою в Первопрестольной. Разве ты не чувствуешь, что все нервы светской жизни сейчас напряжены именно в Москве? Эти немыслимые праздненства в Кремле… Так просто все отсюда не разъедутся.

– Пожалуй.

– Но мне другое надо понять… Кого выставить на приеме? Голову сломала. Много хороших работ за лето написано, но нет события, пойми, события нет! Рассчитывала было на твою сестру, но напрасно. Она этим летом продолжила прошлогодний цикл. Ну, ты знаешь, ее «Игры детей с солнечными человечками» в минувшем сезоне были просто у всех на устах. Новая интерпретация Рейнолдса, ну и все такое. И племянницы твои – очаровательные натурщицы! Но в новом сезоне Вера начала цикл «Игры детей с лунными человечками».

– А мне очень нравится. Где солнце, там и луна. Дети днем и дети ночью. Первые два полотна – прелесть.

– Может статься, что и прелесть, – Бетси сердито поморщилась. – Но уже не событие. Нет, второй цикл очаровательный, выставлять я его, конечно, буду, и успехом он станет пользоваться, но это не новость. Мне же нужно, чтобы газеты на следующее утро писали: оригинальная тема etc…

– Попроси Глеба и Катеньку разрисовать десяток холстов каракулями и кляксами – вот и будет оригинальная тема. И даже новое слово в искусстве. Не сердись, шутка впрямь не самая удачная. Но и огорчаться не стоит. Живописцы только-только заполонили поезда и пассажирские аэропланы, в отличье от перелетных птиц устремляясь из благословенной Тавриды в холодные края. Кто-нибудь из них несомненно тащит в багаже то, из чего ты сотворишь сенсацию.

– Надеюсь, что ты окажешься права. Да, еще, Нелли, у нас к тебе просьба. Видишь ли, Филипп собрался ехать в Астрахань…

– По делу или город посмотреть?

Филипп Орлов – младший брат Бетси, моложе меня на пару лет, еще не закончил курс на историческом факультете. Еще пока могу сказать, что коллега. Скоро уже не смогу, уносит меня из науки, страшным ураганом, как Дороти из канзасской степи… Прямо вместе с домиком уносит.

А Филипп – славный молодой человек, мне с ним много проще, чем с Бетси. Что до Бетси, по правде говоря, я так и не понимаю, с кем она в дружбе: со мной или с сестрой? По возрасту она стоит ровно между нами. Все-таки, скорей, Бетси – подруга Веры, хотя я не исключаю, что сестра предполагает обратное. Но общность интересов у них, несомненно, большая, чем со мной, ибо живопись.

– Да как тебе сказать… – Бетси неуловимо, но очень красиво изменилась в лице. – Дедушка-то наш совсем слаб.

– А что с Иван Артамоновичем?

– Ничего, кроме старости. Он не болен, но угасает. Потихоньку, полегоньку, но несомненно. Все знают, в последние годы человеку свойственно обращаться мыслями к своей молодости. Вот дедушку и терзает сейчас судьба брата. Ты помнишь, что он ведь в Астрахани исчез?

– Такие вещи я всегда помню.

У меня это профессиональное, нужды нет. Кирилл Артамонович Орлов, двоюродный дед Бетси и Филиппа, в 1916-м году, молодым инженером, поступил на металлургический завод «Этна». Там и застала его революция. Подобно многим, Кирилл Артамонович не оставил службы, понадеявшись на кратковременность хаоса и невзгод. Трудился, недоедая, как все, писал романсы о Волжской Красавице княгине Тумановой, о чем поведал в последних письмах к родителям. Но в январе 1919-го года в Астрахани начался голод. Подвоз хлеба прекратился, рыбных промысловиков расстреляли большевики. Изнемогая, работая за «осьмушку» хлеба с опилочной примесью, рабочие решились к марту начать забастовку. Ужас и безумие: в рыбной Астрахани рабочие требовали разрешения на ловлю рыбы! Инженер Орлов не остался в стороне от тех митингов отчаянья, на которые стекались люди.

Астрахань утопили в крови. Десятитысячный мирный сход били из винтовок, из пулеметов, забрасывали гранатами. Тысячи три человек пало на месте, но остальным удалось прорвать оцепление, вырваться с территории завода.

Большая толпа стеклась к церкви Иоанна Златоуста. Как спастись? Волга вскрылась. К белым, к белым, все кричали – к белым!

Орудийный гром. С грохотом рухнул купол. Обвалилась, погребая людей, часть стены. Толпа обезумела, толпа заметалась. Били прицельно – из тяжелых орудий.

Охота на людей велась по всему городу. Расстреливали прямо во дворах. Особо неистовствовали два революционных полка – Железный и Мусульманский.

Сотни рабочих были пленены, заточены на баржах и пароходах. На пароходе «Гоголь» скручивали проволокой руки и ноги, топили живыми. Расстрелы же длились весь март. Трупы свозились в общие могилы под видом «тифозных».