Побѣдители - [40]

– Кеннеди действительно имел такие возможности остановить модернистов?

– В руках главы огромной страны немало полезных механизмов. Во всяком случае – они сочли неразумным рисковать.

– А что было бы сейчас в Америке, если б Кеннеди убили?

– Да что угодно, как я уже говорил… – Рейн устало вздохнул, и вытащил из портсигара новую сигарету. – Вплоть до разнузданного торжества самых мерзких пороков и уж не знаю… какого-нибудь негра-магометанина в Белом доме.

Я не смогла не засмеяться.

– Для нас же главное, что эта семья способствует здоровому консервативному климату в стране весьма мощной и обремененной непростой историей.

– Я стану исключительно хорошо относиться к Кеннеди-младшему.

Особенно, когда шасси его аэроплана оторвутся от земли, добавила я про себя.

– Так что жаль, что вы летите не с нами.

– Но ведь, я чаю, Рим город маленький.

– Опасаюсь, что в Риме я буду весьма занят.

– Ну, не на самом конклаве же будет занят простой и скромный священник из России?

– Елена, имейте совесть. Только в феврале мне исполнится тридцать лет. Раньше получать епископский сан просто неприлично, да и каноны не слишком одобряют.

– Уж скорей бы вам эти тридцать лет стукнули! Вот летели б сейчас как епископ…

– Как это в русском детском стишке? Будет вам и белка, будет и свисток.

– И перстень с аметистом. К которому я смогу прикладываться. Сто лет об этом мечтаю.

– А ведь пользуетесь славой одной из самых заметных молодых интеллектуалок обеих столиц. – Рейн взглянул на меня довольно строго. – Кто б знал, сколько у вас совершенно детских глупостей в голове.

– Не сердитесь. Глупостями я фонтанирую, только когда очень радуюсь. А коль скоро видеть вас для меня всегда большущая радость, то вы слушать мои глупости положительно обречены. С другими людьми я умная, верьте слову.

Рейн рассмеялся. Серьезный разговор исчерпал себя, и у нас еще оставалось сколько-то минут на то – отчего-то самое всегда для меня драгоценное – что называется «просто так».

Вот только зачем ему все же показалось существенным рассказать мне про эти давние американские дела? Впрочем, сие в самом деле знание нелишнее.

– Кстати, как-то даже неловко стряхивать в это пепел. – Рейн повертел в руке неказистую бронзовую плошку. – Сдается мне, в антикварных лавочках такого не купить. Это раскопал в Гоби ваш отец?

– Иногда попадаются под руку в песке. Между останками драконов… я хотела сказать, звероящеров. Эти случайные находки папа просто привозит домой, каждый раз целую кучу. И мы каждый раз их честно делим. Пополам. Мама и сестра, надо сказать, равнодушны к такого рода безделушкам. Это была, я полагаю, курильница для благовоний.

– И вы с ней эдак пренебрежительно? – Рейн улыбался. Как же я люблю его улыбку, хотя не слишком-то часто она появляется.

– Да, я гашу в этой вещице окурки и нахожу в том особую прелесть. Но курильница получила за понижение в чине стихотворную компенсацию. Я, как вы знаете, часто плачу стихами предметам домашнего обихода за свою небрежность.

– Тогда – почитайте мне стихи. – Рейн откинулся на спинку кресла и полузакрыл глаза. – Ибо мне уже пора отбывать, а грядущие дни предстоят, признаться, утомительными и непростыми.

– Это называется «Рондо о сожженных сонетах».

– Замысловато.

– Что есть. Уж тогда слушайте.

В курильнице эпохи Тан,

Раскрылся пепельный цветок,

В сонет излившийся дурман,

В квадратик свернутый листок.

Зеленой бронзы старина!

Тебе ли – пепельницей быть,

Надменно-звонкой? Создана

Ты в древних таинствах служить.

Войди же в таинство мое,

Как в этот невеселый стих.

Да прекратится бытие

Сонетов, чересчур моих!

Сквозь алый трепетный туман

Последний крик сгоревших строк…

…В курильнице эпохи Тан

Раскрылся пепельный цветок.

– Мне понравилось. А вы в самом деле сожгли сонеты?

– По чести сказать, они были неудачны.

– И это в самом деле Тан?

– О, нет. – Я улыбнулась. – В лучшем случае Мин. А скорее так вовсе Цин. Так отец говорит, я не очень-то знаток.

– Сколько же, между тем, лукавства в творчестве. – Рейн поднялся. – Благодарю за гостеприимство.

– До невстречи в Ватикане. Jube, domne, benedicere!

Когда автомобиль, прошумев по нашей тихой и уже ночной улице, удалился, я отошла от окна и зачем-то налила себе еще чашку остывшего крепкого мокко. Впрочем, я все одно буду спать как сурок. Я вдруг ощутила усталость. Просто поверить невозможно, что я в Москве чуть больше недели! Так много событий, разговоров, волнений, трудов… Право, в голове не укладывается. Надо, в самом деле, хорошенько отдохнуть.

Глава XV Еще немного истории

Утро опять выдалось погожим. Собирать чемоданы я буду вечером, Катя придет помочь. Но кое-что надо сообразить и самой. Не забыть, к примеру, положить в ручной саквояж корзиночку для рукоделья. Пока буду сидеть в аэропорту, пока в полете… День рождения у мамы в декабре, но с моим-то прилежанием вне сомнения надлежит приступать к работе за несколько месяцев. Так что начала я свою вышивку в июле, и, надо сказать, маловато продвинулась. Между тем маме, конечно же, приятнее получить подарок, сделанный моими руками.

Я не без огорчения развернула кусок грубого льна. Нанесенный мною контур рисунка получился неплох. Сценка из времен Московской Руси: две девочки-подростка качаются в саду на качелях. Но рисунок-то рисунком, а за месяц под иглой ожило только одно личико, кокошник и коса. Так я и к весне не успею! Ну ничего: завтра сделаю хотя бы одежду одной боярышни. Эта боярышня у меня златовласая, она будет в лазоревом. А у второй коса будет каштановая, так она пусть красуется в розовом и вишневом.