Побѣдители - [37]

Не знаю. Хотела бы знать, но не знаю. Гражданская война давным-давно кончилась. На дворе 1984-й год, да и тот пошел на убыль.

Но это я уже о чем-то совсем не о том задумалась. Итак, мое резюме:

– История умалчивает, кто сделал первый шаг: русские или французы. Такие разговоры, как разговор Колчака и Вовенарга – они не заносятся в анналы. Они характеризуются изустностью, с безусловностью времен, что до изобретения письменности человечеством. Я позволила себе пофантазировать – но не на пустом месте, а исходя из дальнейшего развития событий. (Плоды моей фантазии прилагаются – хотя уж не знаю, к чему они пригодятся).

– Не имеет ровно никакого значения, кто сделал первый шаг. Роялисты внимательно следили за деятельностью Правителя, он также не мог не обращать внимания на расстановку сил во Франции.

Напольные часы в «холодной» гостиной пробили шесть. Какой же длинный день! Американец ушел в третьем часу пополудни, с тех пор я сижу за ординатором и выстукиваю свои фантазии о давно минувших днях.

А еще я успела вычитать и заверить интервью, пунктуально присланное Костером.

А тарелка, между тем, жалобно звенит, сообщая, что я еще кому-то необходима. Вот только кому на сей раз?

Глава XIV Дорогой гость

Плоскость тарелки засверкала всеми цветами радужного спектра, стоило мне нажать кнопку.

– Как же я рада вас видеть! Неужели вы в Первопрестольной?

– Почти что нет. – Рейн рассмеялся. – Я прибыл утром на скором поезде из Таллина14, а завтра мне предстоит полет. Но у меня свободен нынешний вечер.

– Вечер свободен настолько, что встреча со мной может войти в ваши планы? – недоверчиво уточнила я, отчасти, впрочем, лукавя. Видела я по его лицу, что времечко для меня отыскалось. Еще как видела.

Вообще-то Рейн довольно-таки непроницаем и держится холодновато. Что поделать, у нашего духовенства не принято быть накоротке с мирянами, православные священники в этом смысле сердечнее и проще. Просто я его уж слишком хорошо знаю, улавливаю даже не улыбку, а ее тень.

– Вы уже поняли, что да. – Он тоже знает меня слишком хорошо.

– В каком вы отеле остановились? Я могу приехать, вы, я чаю, устали?

Отчего-то мой довольно простой вопрос о названии гостиницы остался без ответа.

– Я расположился недалеко от вас. Минутах в двадцати. Мне было бы удобнее самому прибыть к вам.

– Я буду счастлива, дорогой отец. Только признайтесь сразу – обедали ли вы? А то так я что-нибудь приготовлю на скорую руку. Только не обессудьте: за двадцать минут рука будет действительно слишком скорая. Как бы мне не оказаться недостаточно külalislahke perenaine15.

– Я отобедал, благодарю. Если вы напоите меня крепким кофе, то больше ничего не нужно.

– Я приготовлю целый самовар крепкого кофе. Хотя сейчас уже седьмой час.

– Ничего не поделать, это топливо, на котором работает мой двигатель. Тогда через двадцать-двадцать пять минут я в вашем распоряжении.

Я сняла трубку внутреннего телефона и соединилась с дворницкой.

– Василий Тимофеевич, добрый вечер. Не запирайте, пожалуйста, ворот, от меня, возможно, гость выедет поздно. Не обессудьте, что вас задерживаю на боевом посту.

– Не о чем тревожиться, барышня, задержусь. Только уж извините старика, сегодня вам из паспортного-то стола документ для заграницы принесли. Я расписался за него, а вот занести не занес, захлопотался с котельной. С утречка уж поднимусь к вам.

– Не страшно, спасибо.

Ох, я как всегда. Надо ведь было о заграничном паспорте немножко заранее побеспокоиться, хотя бы дней за пять. А я как всегда перед самым отъездом. Впрочем, я ведь предполагала из столицы лететь. Ну да неважно, успели ведь.

Забыв о паспорте, я закрутилась волчком по кухне.

Я успела не только с кофе, я отыскала в закромах бенедиктин (Рейн отнюдь не бенедиктинец, но жалует) и даже испекла маленьких плюшек с корицей, благо Катерина, добрая душа, оставила в холодильном шкафу готового теста.

– Отчего же ваш приезд столь краток? – спросила я, разливая по чашкам кофе. Не из самовара, как грозилась, но из изрядного кофейника. – Сегодня прибыли, завтра уже отбываете…

– Я в Москве проездом. Я должен быть в Ватикане.

– Удивительное дело. Неужто из Ревеля в Рим нынче летают исключительно через Москву? Прямые рейсы теперь отменены, или вам просто более по вкусу пересесть с поезда в аэроплан?

– Разумеется, я же просто обожаю окружные пути. – Рейн отпил ликера из рюмочки, пряча в последней улыбку. – Хотел было добираться в Рим вовсе через Австралию, да вот беда, все билеты до Сиднея разобрали. Пришлось взять хоть направление на Москву.

– Я, между тем, тоже лечу в Рим.

– Так я и предполагал, что вы не усидите на месте. И билет у вас уже взят?

– Да, на послезавтра.

– Жаль. Я полечу вместе с Джоном Кеннеди-младшим, на его личном аэроплане. Мы могли бы и вас взять с собой.

Я знаю, что обыкновенно мое лицо – открытая книга для отца Рейна. Но едва ли он мог что-либо прочесть в ней в эту минуту, ибо буквы перемешались и запрыгали. С одной стороны я безмерно обрадовалась. Уезжает, ура, с глаз долой – из сердца вон! Но вместе с тем я испытала неимоверное раздражение, что Кеннеди и тут оказался причем. Шагу без него не ступить! Какие у него еще дела с моим-то духовником?