По зову сердца - [47]

Разумеется, он не взял ее с собой.

А на следующий год Брит вернулся. Вновь один. Она решила, что он, наверное, писатель, одинокий волк, который не терпит помех, препятствующих его работе. По-видимому, Брит пишет летом, а зимой посещает приемы, на которых серьезные господа толкуют о его книгах, а он рассказывает им, как в Вайнарде к нему приходит вдохновение.

Однажды Брит сказал ей, когда она сидела у него на веранде и чистила бобы на ужин:

— Янк, я тебе кое-что привез.

Она подняла голову и откинула волосы с лица.

Брит протянул ей небольшую белую коробочку.

Она поставила на пол старый жестяной дуршлаг, скрестила босые ноги и вытерла руки о передник. И вдруг посмотрела ему в глаза — опять только на миг, но его взгляд притягивал ее. Потом она взяла коробочку и робко подняла крышку. Внутри лежал тот самый отшлифованный морем кусочек стекла, но в серебряной оправе и на тонкой серебряной цепочке. Она ахнула, поскольку не знала, что сказать, не знала, подарок это или Брит только предлагает ей полюбоваться.

— Это тебе, — сказал Брит. — Я специально для тебя заказал.

Она опять ахнула.

А на следующий день Брит спросил ее, не играет ли она в теннис. Конечно же, Янк не брала в руки ракетку с тех пор, как они переехали на остров, — ведь летом играть некогда, а зимой невозможно. Но в Уэст-Чопе были оборудованы частные корты, предназначенные для гостей, поскольку для них единственной альтернативой теннису был гольф.

— Давай поужинаем вместе, — предложил Брит, когда она складывала простыни. — А потом сыграем пару партий. Я тут нашел в шкафу старые ракетки.

В течение нескольких недель они играли в теннис почти ежедневно — до самого заката. Янк металась по корту; ее длинные волосы развевались на ветру, кулон со стекляшкой взлетал на груди. Закончив последнюю партию, они желали друг другу спокойной ночи, Янк садилась на велосипед и отправлялась домой, к маме, папе, Мелли, Ричарду, к своей настоящей жизни — от той иллюзорной, которой жили арендаторы поражающих воображение домов в Уэст-Чопе.

Однажды разразилась внезапная гроза — так часто случается на островах. Брит уговорил ее остаться в доме и переждать. А когда молнии перестали сверкать, то, что рисовала Янк фантазия, уже свершилось.

Оказывается, Брит не знал, что она девственница. Тем не менее он раздевал ее очень осторожно, он ласкал ее груди, целовал шею… Янк и не представляла себе, что настоящий мужчина может обладать таким терпением.

А в начале осени Гарольд вновь уехал, дав понять Брит, что в следующем году, когда ей исполнится двадцать один год, она сможет отправиться с ним.

Он дал ей адрес абонентского почтового ящика в Нью-Йорке и попросил посылать ему фотографии и писать, что скучает по нему. Именно так она и поступала. Янк, конечно, не приходило в голову, что в один ужасный день она напишет ему, что ее мать умерла от аневризмы в канун Нового года.

Когда Гарольд снова приехал летом, Янк поняла: она не может покинуть Вайнард вместе с ним.

— Мне нельзя оставить Мелли и отца, — объясняла она. — Он не справится, не вырастит малышку один.

Но Гарольд молча обнял ее и сказал, что любит. Обещал приезжать каждое лето, раз дело обстоит так. По крайней мере лето будет принадлежать им, а потом Мелли подрастет и станет самостоятельной…

Вот как случилось. Двенадцать лет они играли в теннис и ездили на пикники, куда обязательно брали Мелли. Они копались в песке в поисках кусочков стекла, но ни один из них не был таким красивым, как тот, первый, что висел у нее на шее. А осенью Гарольд всегда уезжал, ей же оставались воспоминания, надежды, менты и фантазии о том, как переменится их жизнь в один прекрасный день.

Разумеется, этот день так и не наступил.

В то лето, когда ей шел тридцать первый год, а Мелли — тринадцатый, Брит не появился в Вайнарде. И не позвонил. А письма, адресованные Гарольду Диксону, возвращались нераспечатанными. Янк очень хотела разыскать его, но не знала, как это сделать, ведь у нее был только номер абонентского ящика. Она подумала, что его можно найти через людей, у которых он арендовал дом, но не сделала этого: ей было стыдно. На острове каждый знал, что такое девушка, отдавшаяся приезжему.

Миллионы слез скатились с ее щек с тех пор; миллионы миль покрыла она, вышагивая к Уэст-Чопу и обратно в надежде, что Гарольд вернулся.

Но он не вернулся.

А теперь Янк улыбалась. Сегодня она вышла на пляж только затем, чтобы улыбнуться и поздравить себя с успехом. Отныне — после того, что сделали с ней, — и эти люди будут страдать.

Она и не рассчитывала, что ее план сработает. А он сработал. Джессика Бейтс Рэндалл могла вообще не получить письма и телефонного сообщения. Или не обратить на них внимания.

Но она получила.

И обратила.

Теперь Джесс едет сюда. В Вайнард.

Янк смотрела на песок и думала о том, как теперь изменится привычная жизнь. Та жизнь, на которую ее обрекли обманом.

Наступил наконец отлив, и из воды показался краешек возможного счастья.

Нельзя упустить единственный шанс.

Что-то блеснуло в мокром песке. Она наклонилась, подняла совершенно гладкий кусочек стекла янтарного цвета, улыбнулась и положила стекло в карман.