По земле ходить не просто - [63]
— Она в оперном…
— Почему одна?
— Она не одна, — ответила Клава, пряча глаза.
— Понятно, — сказал Николай. — Понятно, — повторил он и несколько раз провел ладонью по коротким волосам.
— Разве ты не мог сообщить о себе?.. Хотя бы, что жив и здоров, — осторожно спросила Зина.
— Писал я… Сразу отправить не хватило сил. В наступлении было…
— Гордость не позволяла! Ждал, когда тебе напишет девушка.
— Не гордость, Зина. Не гордость!
— А что?
— Не смел я…
— Не смел! — рассердилась Зина. — Хотя бы одно слово! Хотя бы одно слово! Теперь уже поздно. Эх, Коля!
— Она вышла замуж?
— Пока еще нет. Регистрироваться хотят в следующую субботу.
— Так. За Федю?
— Да, — коротко ответила Зина.
Николай точно окаменел. Зине хотелось подойти к нему, прижать к груди его стриженую голову, успокоить…
— Она очень страдала, — вставила незнакомая девушка.
— Может быть, — ответил Николай каким-то отсутствующим голосом.
— Ты не имеешь права так говорить о ней! — заступилась Зина.
— Я не имею никаких прав. Никаких! — повторил Николай и, вздохнув, поднялся.
— Она не заслужила такого упрека.
Николай не ответил. Он надел шапку, перекинул за спину вещевой мешок и оглядел комнату, словно прощаясь с ней.
— Ну, я пойду, — сказал он. — Передайте Нине, что я им желаю счастья. Сам я встретить их не смогу. Временем не располагаю. Пожелайте мне, девушки, как говорится в песне: «Если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой». Смерти я не боюсь. Верю, что буду жив. Есть такая солдатская примета: кого похоронили раз, того не убьют. Это, конечно, пустяки. Просто верю, что буду жив.
— Куда ты, Коля? — всполошилась Зина.
— Пока на вокзал, а оттуда на фронт. Через два часа придет наш эшелон.
— Два часа! — почти вскрикнула Зина, загораживая ему дорогу. — Слушай, так нельзя! В твоем распоряжении около двух часов!.. Клава, одевайся и беги в театр! Пробейся любой ценой, но скажи Нине!
— Не надо, Зина! — запротестовал Николай.
— Молчи! Не твое дело! Раздевайся и садись. Мог же ты написать пару слов? — упрекнула она.
— Мог. Вначале думал: пройдут большие бои, а там можно будет… Но так получилось… Опомнился в госпитале через три недели… Лежал… Из госпиталя написал, а тут карантин начался.
— Да скоро ли ты? — прикрикнула Зина на Клаву, которая, одеваясь, прислушивалась к разговору.
Зина отобрала у Николая вещевой мешок, шапку. Незнакомая девушка тоже засуетилась. Она достала из тумбочки масло, хлеб, сахар и расставила все это на столе.
Когда она возвратилась с чаем из кухни, Николай уже сидел за столом. На поношенной суконной гимнастерке она разглядела тусклый блеск ордена Красного Знамени и рядом с ним орден с золотыми лучами, выходящими из круга.
Клава скоро вернулась из театра. Нину и Федора она не нашла, но узнала, что они ушли из театра после первого действия.
Николаю было пора возвращаться на вокзал. До прихода эшелона оставалось около часа.
В трамвае, кроме Николая и кондуктора, ехали еще парень лет двадцати пяти и девушка. Они сидели друг против друга и шептались о чем-то. Николаю стало завидно. Есть же люди, которым и в такие годы улыбается счастье! Ему никто не прошепчет на прощание милую чепуху…
Было холодно. Николай смотрел на улицу сквозь маленькую круглую проталину на затянутом толстым слоем льда оконном стекле. Проталина быстро затягивалась, и он время от времени горячим дыханием восстанавливал ее.
На остановке Дальней Николай вышел из вагона: трамвай этого маршрута поворачивал к заводу «Чекист». Не дожидаясь нужного трамвая, он пошел пешком.
На пустыре между городом и вокзалом он замедлил шаг и вполголоса затянул старую песню:
Человек шел с войны на войну, шел во имя долга.
Во имя долга… Долг человека, гражданина, комсомольца… О своем долге думали рыцари свободы: Рылеев, погибший на виселице, изгнанник Герцен, тосковавший на чужбине, Чернышевский, томившийся в тюрьмах и ссылках, народовольцы, шедшие на отчаянные, хотя и бесплодные подвиги.
А колесо истории неутомимо катилось вперед… Двадцатый век родился под грохот орудий. Англо-бурская, испано-американская войны и зверское подавление народного восстания в Китае — были детскими шалостями Только что родившегося империализма. Но новый век породил и другую силу — пролетариат с его партией;. Те; кто называл себя большевиками, загнанные в глубокое подполье, звали пролетариат к революции. Это они, когда империализм бросил мир в море страданий и горя, указали путь освобождению: превращение империалистической войны в гражданскую Это они в памятные дни октября семнадцатого года повели на штурм Зимнего революционные полки и отряды Красной гвардии.
В самые трудные дни гражданской войны большевики устами своего вождя Ленина бросили тревожный клич народу: «Социалистическое отечество в опасности!» По их призыву солдаты, только что вернувшиеся с осточертевшей войны, вновь уходили защищать Отечество. Народ, одетый в старые потрепанные шинели, матросские бушлаты, рабочие куртки и крестьянские армяки, остановил полчища германских захватчиков под Нарвой и Псковом. Эти люди, голодные и тифозные, гнали орды Колчака на восток, Деникина — на юг и прочих — на север, на запад…
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.