По законам железных людей - [34]

— Так ты полагаешь, что с ней… так поступили из–за дневника ее отца?

— Уверен. И вся провокация — выставить меня замешанным в убийстве Йоко — продолжение этой охоты за дневником. Такити своим шантажом выпустил джинна из бутылки. Чтобы обезвредить бумаги, Кавакита принялся за уничтожение людей. Он еще не знает, что жива мать Такити и Йоко…

— Ты так считаешь? — с неожиданной улыбкой посмотрел, на меня Гото.

Его улыбка давала понять, что он–то другого мнения, однако я не стал спорить. Он постучал костяшками пальцев по столу, пришла женщина с подносом, Я взял чашку чаю.

— Достойно сожаления, — как бы пробуя слова на вкус, задумчиво произнес Гото. — История, достойная сожаления.

Я глядел на него и не понимал, о чем он. С ним происходило что–то ужасное. На лицо как–будто наползла маска. Одни губы шевелились, пытались сопротивляться.

— Твое… твоя… молодость, — все, что я мог разобрать. Глаза обессмыслились, изо рта показалась слюна. Он откинулся на спинку кресла.

На мой крик прибежали.

Через полчаса на виллу прибыл врач. А еще немного погодя я ехал на автомобиле на станцию.

— Как себя чувствует сэнсэй?

— Доктор считает, что состояние не вызывает опасений. Господин сегодня утомился. Сами видите — день такой…

Но я знал, что это — удар. Повторный инсульт. Выживет ли Гото. А если выживет, сумеет ли сохранить влияние, которым обладал десятилетия? Я благодарен старику. Не только за свое спасение. Он открыл мне разницу между ним и Кавакита. У последнего нет своего водопада в жизни. Но оба ведут себя как вершители человеческих судеб. Гото сказал мне о божественном промысле. Но разве он унес Йоко? Нет, мир наполнен марионетками, готовыми к выполнению чужой воли. Если не убить, то донести. Если не донести, то промолчать. А за спиной у них — вершители. А кто я в этом мире?

Под стук колес думается о разном. На вокзале Уэно я был в половине двенадцатого. Телефонный звонок к Симанэ. Он оказался дома.

— Я тебя искал. Но мне в редакции сказали, что ты в командировке.

— Был. Что–нибудь случилось?

— Как тебе сказать… в общем, отыскался убийца.

— Кого?

— Твоей невесты. Было сообщение полиции Синагава. Это сделал малаец.

— Чэн?

— Ты его знаешь? Откуда?

Значит, Чэн. Теперь я думал только об этом. Я задавал вопросы Симанэ и отвечал на его, а сам лихорадочно сопоставлял, прикидывал и так и сяк. Чэна опознали по отпечаткам пальцев на стакане из номера, в котором была убита Йоко. Ее сослуживцы подтвердили, что у нее и Чэна был роман. Чэн на допросе, кажется, сознался в этом. Сегодня вечером он улетел из Японии. Как торговый представитель он пользуется правом дипломатической неприкосновенности. Самое большое, на что можно рассчитывать — его вызов на суд.

Убил не Чэн. Он делец, махинатор. Убили «сынки» Кавакита. Откуда могла возникнуть идея об отождествлении отпечатков? С потолка? И какая неприкосновенность может быть для убийцы? Нашли и спровадили домой. Интересно, кто из полицейских чинов провожал Чэна в аэропорте? Я мог опровергнуть все. Кроме одного. Но сейчас это поздно и ни к чему.

Ты меня слышишь? — кричал в трубку Симаиэ. — Не буду тебя утешать. Мне хотелось бы чем–нибудь помочь тебе. Ты меня слышишь?

Слышу, — наконец ответил я. — У меня к тебе единственная просьба — надень наручники на настоящего преступника.

4

В особняке Гото телефон не отвечал. Это означало одно — Каёко дома. Парадные ворота были закрыты, но сквозь решетку было видно, что перед домом стоит большой автомобиль. Я перемахнул через ограду и позвонил с черного хода. К двери подошла она. Я назвал себя. Дверь приоткрылась.

— В такое время? Но это же неприлично.

— Я вам звонил. Несколько раз.

— Я слышала.

— У вас кто–то есть?

— О таком не спрашивают. Подумайте, который сейчас час! Если вы хотели мне сообщить о малайце, я это слышала по телевизору. Я пойду, извините!

— Нет. Вы знаете, где я был сегодня?

— Увы, мне не обо всем докладывают.

--Я был в одной горной хижине неподалеку от водопада Гёдзя–но Такэ.

— Тише, нельзя так громко, — прошептала она. — Ну и что?

Мне вдруг стало ясно. Я как–то упустил, что мы живем в век налаженной коммуникации.

— Так кто же у вас? — спросил я ее.

— Никого.

— Не означает ли это, что Кавакита Канъитиро для вас — никто?

— Тише, умоляю вас!

— Впустите меня. Я хочу договорить с ним,

— Нет. Только не это.

— Он враг. Враг ваших детей. И вы это знаете. Зачем он пришел к вам?

— Все не так просто.

— Так говорят, когда хотят уклониться от прямого ответа. Зачем он здесь?

— Он пришел просить моего посредничества для встречи с Гото.

— Ах, вот оно что! И что же он обещает?

— Он согласен отойти от политики.

— И вы поверили ему?

— Он знает, кто такой Гото.

— А дневник вашего мужа?

— Откуда вам известно о дневнике?

— Я его читал и знаю: если ему дать ход, Кавакита и без своего обещания может с политикой распроститься навсегда.

— Это моя вина. Я не должна была передавать его Такити,

— Когда вы ему его передали?

— За месяц до… смерти.

— Он здесь бывал?

— Бывал.

— И за сколько Кавакита согласен купить его?

— Вы и об этом знаете?

— Догадался.

— Разговора о цене не было. Впрочем, я не знаю, где он — этот злосчастный дневник.