По Юго-Западному Китаю - [3]

Поездка началась с периода адаптации к китайскому поезду. Для тех, кто никогда не пользовался китайской железной дорогой, первое с ней знакомство вряд ли доставит много радости, если, конечно, это не будет вычищенный до блеска купейный вагон. Мой опыт к началу путешествия состоял, если не считать рафинированной поездки в купе с кондиционером от Пекина до Шанхая, из пятичасового стояния в битком набитом и до синевы прокуренном «жестком сидячем» вагоне, когда я по неопытности решил сэкономить пару юаней на обратном пути из Нанкина в Шанхай.

Плацкартный — особая статья. Тесный (в Китае узкоколейка, и вагоны соответственно уже, чем привычные нам), полутемный, прокуренный вагон. Полки — в три яруса, и разница температур между нижним и верхним достигает десятка градусов. В десять вечера гасят свет, в шесть утра под вашим ухом начинают голосить неукротимые динамики. Вдоль всего вагона разноцветной гирляндой аккуратно вывешены полотенца. Бесцеремонные пассажиры, не приученные заботиться о покое соседей и живущие по принципу: хочешь спать — любой шум не помеха. Несмотря на героические усилия проводников, постоянно замусоренный пол. В общем, условия не самые комфортабельные. В купейном, конечно, чище, спокойней, теплее, но — вдвое дороже. Поэтому едем в плацкартном, в котором, однако, есть и свои, причем немалые, прелести: широкие возможности неформального общения с людьми, а такие возможности, пожалуй, самое ценное, что получаешь за долгие дни, проходящие под перестук колес.

Итак, занимаем отведенные нам места. Мне достается нижняя полка. Учитывая уже упомянутые выше «прелести» и гуляющие по вагону сквозняки, это не лучшее место для сна, так что первый день путешествия начинается для меня довольно рано. Проходит он за разговорами, шахматами, чтением и беспрестанным поглощением съестного. За окном бесконечные, измочаленные дождями поля, пологие, почти совсем без растительности холмы. К полудню входим в полосу дождя, который продолжается до самого вечера.

После ужина происходит эпизод, вызвавший у нас небольшое потрясение. Пола добросовестно решила освободить нас от накопившегося мусора и с полиэтиленовым мешком в руках отправилась к проводнице. Их диалог был исключительно красноречивым.

— Куда можно высыпать мусор?

Палец проводницы указывает на слегка приоткрытое окно.

— Но как?! — приоткрытый рот Полы выражает крайнюю степень удивления и нерешительности.

— Мэй гуаньси, — следует в ответ… «Мэй гуаньси» — выражение, имеющее множество значений и оттенков и чаще всего близкое русскому «ничего». Изящным жестом проводница берет из рук оторопевшей американки мешок и вытряхивает его содержимое за окно. «Мэй гуаньси», — повторяет она, что сейчас можно истолковать как «будь проще», и возвращает опустевший пакет. Куда уж проще. Теперь замечаем, как усеивают привокзальные перроны и железнодорожные насыпи картонные коробки из-под завтраков и обедов, обрывки бумаги и консервные банки, кожура бананов и апельсиновые корки.

4 февраля. Можно ли забыть этот туманный, пасмурный день, когда мы впервые увидели странные, причудливые пейзажи северной Гуаней? С самого утра на горизонте вырастают и постепенно наплывают на нас остроконечные вершины. Склоны холмов поросли тонкоствольными деревьями, среди которых выделяется раскидистая китайская сосна. Гарвину все это напоминает североамериканский ландшафт. Отчего-то и мне эта картина кажется неуловимо знакомой.

В ожидании Гуйлиня разговорился с преподавателями. Оказалось, что не только Ту-лаоши, что не было для меня новостью, немного говорит по-русски, но и ее пожилые коллеги в давние 50-е годы изучали русский язык. Правда, в их памяти сохранилось всего несколько слов да устоявшееся восхищение русской литературой. Как всегда бывает в подобных случаях — словно все беседы ведутся по одному раз и навсегда заданному сценарию, — перебивая друг друга, выражают свое восхищение Пушкиным, Чеховым, Толстым… Потом разговор понемногу угасает и вспыхивает вновь, как только кто-то упоминает советское кино.

— А вы смотрели кинофильм «Москва слезам не верит»?

— Ну конечно. Хороший фильм.

— А это правда, что в Советском Союзе есть такие женщины?

— И мужчины, — добавляет Ту-лаоши…

Вопрос традиционен. Мужчины не верят, что существуют такие женщины, как главная героиня фильма, а прекрасная половина человечества разуверилась в том, что есть где-то доблестные рыцари.

Разговор снова затихает. Информация о СССР, что имеют мои собеседники, исчерпана. Перекидываю мостик к Китаю — и они снова оживляются. Здесь круг тем неисчерпаем.

В 9.50, точно по расписанию, поезд медленно вползает под своды гуйлиньского вокзала. Крытый во всю длину состава перрон почти пуст: сошедшие с поезда пассажиры быстро исчезают за надписью «Выход», и только у дверей «жестких сидячих» вагонов уже выстроилась очередь претендентов на освободившиеся места.

Мы тоже неспешно продвигаемся к выходу, но не к общему, предназначенному для всех пассажиров, а к специальному — для иностранцев. Через просторный, светлый и совершенно безлюдный зал выходим на площадь и… маемся в ожидании. Лаоши с виноватыми улыбками преподносят первый сюрприз: автобус придется немного подождать, поскольку, как это ни странно, нас ожидали вчера… Никто не ропщет, все полны сил, энергии и хорошего настроения, все — в предвкушении чего-то удивительного. И незапланированная возможность поближе познакомиться с городом, хотя бы с его привокзальной жизнью, воспринимается с энтузиазмом.