По всему свету - [17]

В моих коллекциях и после побывало предостаточно животных, которыми я гордился, и все же никогда я не испытывал такого удовлетворения, как в то время, когда хвастался перед друзьями красно-бело-синими чехликами. Подозреваю, что бедные личинки были счастливы, когда превратились наконец во взрослых насекомых и избавились от необходимости строить домики.

Животные сражаются

Помню, как я в Греции лежал на пропеченном солнцем склоне холма, поросшего узловатыми маслинами и миртовым кустарником, и наблюдал бушующую у самых моих ног затяжную и жестокую войну. На мою долю выпала редкостная удача быть, так сказать, военным корреспондентом на поле боя. Я впервые оказался свидетелем такой войны и глядел во все глаза.

Обе армии состояли из муравьев. Атаковали поблескивающие на солнце ярко-рыжие муравьи, оборонялись угольно-черные. Я вполне мог прозевать эту схватку, если бы задолго до того не обратил внимание на один крайне необычный муравейник. Его населяли два вида муравьев — рыжие и черные, причем они жили в полном согласии. Раньше мне не доводилось видеть такого сочетания, поэтому я обратился к справочникам и выяснил, что рыжие — они были подлинными хозяевами муравейника — получили выразительное прозвище «рыжих рабовладельцев», а черные — и впрямь их рабы, захваченные в плен и порабощенные еще на стадии куколок. Ознакомившись по книгам с нравами «рабовладельцев», я взял муравейник под наблюдение, надеясь сам увидеть, как рыжая армия отправляется в поход за невольниками. Но проходили месяцы, и я начал думать, что эти «рабовладельцы» слишком обленились или же их вполне устраивает то количество рабов, которым они располагают.

Крепость рыжих располагалась подле корней маслины; в десяти метрах ниже по склону обосновались черные муравьи. Однажды утром, проходя мимо них, я заметил, что приблизительно в метре от муравейника снует отряд «рабовладельцев». Я остановился. На довольно большой площади рассыпалось три-четыре десятка рыжих муравьев. Это не были фуражиры, быстрые движения которых подчинены сосредоточенному поиску. Рыжие описывали неторопливые круги, иногда взбирались на травинку и поводили усиками, застыв на ее верхушке. Время от времени два муравья встречались и словно затевали оживленный разговор, соприкасаясь усиками. Понадобилось некоторое время, прежде чем я сообразил, что происходит. Передвижения рыжих муравьев были вовсе не такими бесцельными, как мне показалось поначалу; они рыскали, точно свора охотничьих псов, досконально изучая путь, по которому предстояло пройти их армии.

Черные муравьи были явно встревожены. Столкнувшись с рыжим разведчиком, черный муравей обращался в бегство и спешил к своему муравейнику, чтобы присоединиться к сбившимся в кучки, возбужденно совещающимся сородичам. Два дня разведчики «рабовладельцев» занимались рекогносцировкой местности, и я начал склоняться к мысли, что они посчитали крепость черных муравьев неприступной. Но, придя на склон утром третьего дня, обнаружил, что война уже началась.

Разведчики в сопровождении четырех-пяти небольших отрядов сблизились с черными муравьями, и на отдельных участках фронта в метре от осаждаемого муравейника шли бои местного значения. Черные муравьи с каким-то истерическим неистовством бросались на рыжих, а те медленно, но верно отступали, время от времени хватая какого-нибудь противника и безжалостным, резким движением своих могучих челюстей прокусывая ему голову или брюшко.

Примерно на середине склона я застал марширующие вниз главные силы «рабовладельцев». Часом позже они приблизились к муравейнику черных на метр-полтора, после чего с поразившей меня изумительной четкостью разделились на три колонны. Одна колонна двинулась прямо на муравейник, а две другие, образовав цепочку, пошли в обход, чтобы взять противника в клещи. Удивительное зрелище! Я чувствовал себя так, словно чудом был вознесен в воздух над каким-нибудь историческим полем битвы — Ватерлоо или что-нибудь в этом роде.

Я видел как на ладони расположение войск атакующей и обороняющейся сторон, видел поспешающее через травяную чащу подкрепление и подступающие все ближе к муравейнику обходные отряды, меж тем как черные муравьи, не подозревая об их маневре, все силы бросили против центральной колонны. Для меня было совершенно очевидно, что черные обречены, если вовремя не обнаружат, какая опасность нависла над ними. Я разрывался между стремлением как-то помочь осажденным и желанием оставить все как есть, чтобы проследить, чем это кончится. В конце концов я поймал черного муравья и посадил его на землю перед идущими в обход рыжими, но его тотчас обнаружили и умертвили, и я почувствовал себя виновником его гибели.

Все же черные муравьи наконец заметили, что им грозит полное окружение. В лагере осажденных началась паника, черные заметались взад-вперед; некоторые, потеряв от страха голову, устремлялись навстречу рыжим воинам и погибали. Но более хладнокровные ринулись в глубь муравейника и принялись спасать куколок, вынося их на поверхность и складывая подальше от наступающего врага. Здесь другие члены колонии подхватывали куколок, чтобы доставить их в безопасное место.