По волнам жизни. Том 2 - [76]
В учреждениях время от времени производилась выдача нарезанных кусков мануфактуры, причем получали не то, что кому надо, а как выйдет по розыгрышу в лотерею. Такие выдачи у меня были несколько раз в Румянцевском музее, а один раз и в университете — учреждении, не пользовавшемся фавором власти.
Но однажды что-то повлияло на большевицкую верхушку, и довольно большое число профессоров получили ордера на целые костюмы. К числу таких невероятных счастливцев сопричислился и я. Прихожу с ордером в большой советский магазин готовой одежды на Кузнецком Мосту. Предъявляю одной из барышень-продавщиц свой ордер. Предлагают на выбор несколько костюмов — все не по росту и из дрянного материала.
— Нет ли у вас чего-нибудь получше? Ведь это же все очень плохое.
Барышня пожала плечами:
— Но у вас такой ордер… Лучше — только для коммунистов!
— У меня есть и другой ордер. Вот…
Сую ей незаметно десять тысяч рублей. В ту пору это еще были деньги. Барышня улыбнулась. Повела меня в другое отделение. Здесь было полно прекрасных костюмов. Барышня выдала мне прекрасный, по тем временам, черный костюм на шелковой подкладке. Им я пользовался добрый десяток лет.
Не повезло мне и с зимним пальто. Оно сильно пострадало еще в 1918 году. Я был как-то в московской конторе Государственного банка и попал в полутемный коридор, где кто-то из клиентов уронил большую бутыль с рыбьим жиром. Банковые сторожа уже считали несовместимым с их пролетарским достоинством убирать за публикой в банке, и в луже с рыбьим жиром упало уже несколько человек. Эта же участь постигла и меня. Мое пальто было совершенно испорчено жировыми пятнами. Другого, однако, достать было нельзя, и я в этом пятнистом, точно пантера, одеянии проходил четыре года.
В январе 1921 года я находился в санатории для научных работников, в Николоворобинском переулке. Кроме научных работников, там бывало сколько угодно совершенно посторонних науке лиц. Как раз перед этим я получил, наконец, пальто по ордеру, но, в качестве не принадлежащего к привилегированной касте, — ужасную гадость. Разговорившись с соседом по кровати, симпатичным молодым человеком, рассказываю об этой выдаче мне.
— Я, кажется, могу вам помочь.
Оказалось, что он, бывший служащий мануфактурной фирмы, теперь является видным советским деятелем, инспектирующим и мануфактурные магазины.
С его запиской я отправился в тот же склад, где мне выдали негодное пальто. Теперь его от меня приняли обратно, а мне сшили по мерке очень приличное зимнее пальто, которое служит до сих пор, через десять лет после высылки, мне и в эмиграции, когда становится особенно морозно.
Еще во время первой, февральской, революции в столицах стали возникать так называемые домовые комитеты. Сначала это были добровольные организации, которые заведовали по преимуществу совместной добычей продуктов потребления. Позже к ним перешло и управление домами. Но особенное значение этот институт приобрел при большевиках, когда было прекращено право собственности на дома. В иные из комитетов входили также и бывшие владельцы данного дома, причем они действовали солидарно с организацией жильцов. В других же комитетах шла борьба между несдавшимися собственниками дома и жильцами; борьба не могла не кончаться победой домовых комитетов. Поэтому домовладельцы понемногу все примирялись с потерей своих прав на дома, пока советская власть, в 1921–1922 годах, после разорения домов, не стала меньшие из них снова уступать владельцам… Правда, мало кто соглашался принимать дома обратно, отлично сознавая, что, в случае ремонта дома на средства владельца, большевики отберут у него отремонтированный дом.
При большевицком режиме домовые комитеты стали, мало-помалу, изменять свое первоначальное назначение. Они обращались в типичные полицейские участки былого времени. На них сваливалась вся работа по приведению в исполнение постановлений советской власти, по выдаче всевозможных справок и удостоверений, по заведованию общественными работами, по надзору за жильцами, присутствие при обысках и арестах в доме и т. п. Нередко бывали случаи, когда председатели домовых комитетов объявлялись лично ответственными перед большевицкой властью за те или иные дефекты по дому и даже за проступки жильцов.
Раньше должность председателя домового комитета считалась почетной, как бы выражением доверия со стороны населения дома, и почти всегда за труд этот вознаграждения не полагалось. Естественно, что при заведенных большевиками порядках более солидные люди не соглашались уже нести обязанности председателей; их соглашались нести лица, извлекавшие из этого положения материальные выгоды, кроме редких случаев самопожертвования во имя общественной работы. Главная же работа по домовому комитету ложилась на платных его секретарей.
При большой ответственности и массе обязанностей домовые комитеты часто не могли осуществлять своих прав. Самый больной вопрос был — взыскание квартирной платы. Вообще говоря, домовые комитеты действовали как исполнительные органы всего коллектива жильцов, и последние привлекались, посредством общих собраний, к разрешению более важных задач и вопросов, в том числе и по установлению норм платы за квартиры. Но власть вносила в это последнее дело невообразимую путаницу. То, бывало, пользование квартирами объявляется бесплатным. Но возникал вопрос, как же покрывать расходы по ремонту и по управлению домом? Поднимался вопрос о раскладке этих расходов на жильцов. Однако одно — вынести постановление, а другое — провести его в жизнь. У домовых комитетов власти над жильцами не было: захотят жильцы — заплатят; не захотят — ничего с неплательщиками сделать нельзя.
В 1922 году большевики выслали из СССР около двухсот представителей неугодной им интеллигенции. На борту так называемого «философского парохода» оказался и автор этой книги — астроном, профессор Московского университета Всеволод Викторович Стратонов (1869–1938). В первые годы советской власти Стратонов достиг немалых успехов в роли организатора научных исследований, был в числе основателей первой в России астрофизической обсерватории; из нее потом вырос знаменитый Государственный астрономический институт им.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
«Имя писателя и журналиста Анатолия Алексеевича Гордиенко давно известно в Карелии. Он автор многих книг, посвященных событиям Великой Отечественной войны. Большую известность ему принес документальный роман „Гибель дивизии“, посвященный трагическим событиям советско-финляндской войны 1939—1940 гг.Книга „Давно и недавно“ — это воспоминания о людях, с которыми был знаком автор, об интересных событиях нашей страны и Карелии. Среди героев знаменитые писатели и поэты К. Симонов, Л. Леонов, Б. Пастернак, Н. Клюев, кинодокументалист Р.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
Повествование о первых 20 годах жизни в США, Михаила Портнова – создателя первой в мире школы тестировщиков программного обеспечения, и его семьи в Силиконовой Долине. Двадцать лет назад школа Михаила Портнова только начиналась. Было нелегко, но Михаил упорно шёл по избранной дороге, никуда не сворачивая, и сеял «разумное, доброе, вечное». Школа разрослась и окрепла. Тысячи выпускников школы Михаила Портнова успешно адаптировались в Силиконовой Долине.
Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.