По волнам жизни - [20]

— Хорошо, — согласился Селим, — но давайте пойдем по улице прекрасной Василики.

Эта молодая двадцативосьмилетняя женщина жила на улице Митрополии. Ее прозвали прекрасной Василикой, потому что она была по-настоящему красива. Золотоволосая блондинка с высоким лбом, тонкими дугами бровей над ясными голубыми глазами, опушенными загнутыми длинными ресницами, которые она слегка подкрашивала темно-синей тушью, Василика своей яркой красотой привлекала всеобщее внимание. У нее был прямой нос с круглыми ноздрями, вздрагивавшими от тайных, никому не ведомых чувств, пухлые розовые щеки, крупноватый рот с полными, густо накрашенными губами, нежный подбородок и ослепительно белая шея, белизну которой оттенял золотой крестик на тонкой цепочке.

Василика всегда сидела у окна с рукоделием. Обычно она глазела на улицу, подперев щеки руками и опершись локтями на подоконник, возле горшка с геранью. Изо дня в день наблюдала за прохожими. Ее нельзя было увидеть простаивающей в воротах, как это было принято у местных барышень. Она всегда сидела дома, а на улицу смотрела только из окна. Говорили, что Василику очень любит сын одного из самых богатых жителей города, молодой человек, который учится во Франции медицине и собирается по возвращении жениться на ней. Любовь между ними длится уже три года. Нареченный просил Василику не выходить на прогулку с подругами и не простаивать у ворот — очень уж был ревнив. Он сказал, что не женится, если услышит о ней хоть одно дурное слово.

Поэтому прекрасная Василика, накрашенная и разодетая, сидела ежедневно у окна, разглядывая прохожих и ожидая дня, когда ее поведет под венец тот, кого она любит всей душой. Поговаривали, будто отец юноши не хочет его женить на Василике, девушке из бедной семьи. Он узнал об их любви и пригрозил сыну, что откажется от него, если тот не подчинится отцовской воле. А чтобы охладить его любовный пыл, сказал, что у девушки был роман с одним офицером во время оккупации Корчи французскими войсками. На самом же деле все обстояло иначе. Французский офицер, служивший в этом городе и влюбленный в Василику без памяти, просил у отца ее руки, но тот ему отказал, не желая отдавать дочь за иностранца. Офицер, говорили, впал в отчаяние, а вскоре его убили и похоронили на французском кладбище недалеко от Дебойи. Злые языки распустили слух, что прекрасная Василика все еще не забыла влюбленного офицера и, хотя прошло уже несколько лет, носит цветы на его могилу.

Юноши Корчи, частенько прохаживаясь мимо дома красивой девушки, поднимали глаза к ее окну и, увидев в нем Василику, восхищались ее прелестью и вздыхали, испытывая черную зависть к маленькому крестику из золота, который постоянно ласкал ее нежную шейку удивительной фарфоровой белизны. Сколько пар обуви истоптали они на улице Василики, сколько песен слышали эти камни, ночные свидетели прекрасных серенад, исполненных под мандолину и гитару! До сего дня эти песни еще не забыты…

Пройдя по улице прекрасной Василики и увидев ее, как всегда, возле окна в обычной позе, с локтями на подоконнике, Исмаил, Селим и двое других лицеистов направились к площади Митрополии, где находился кинотеатр Наси.

Он представлял собой просторный четырехугольный барак, выстроенный на углу площади. У входа посетителей встречал сам хозяин, господин Наси, огромный толстяк с каштановой, слегка поседевшей шевелюрой, прядями свисавшей на лоб. Он сидел у маленького столика с протянутой ладонью, чтобы проходившие мимо зрители могли положить в нее крону. В кинотеатре шли старые многосерийные фильмы — приключенческие, ковбойские, детективы, состоявшие иногда из десяти и более серий. Лента частенько рвалась, и всякий раз, когда это случалось, зрители стучали ногами по старому дощатому полу барака, свистели и кричали:

— Деньги! Верните наши деньги!

В ответ на свист и крики зрителей раздавался громоподобный голос разъяренного хозяина, оравшего громче всех:

— Подонки! Собаки!

— Гони назад деньги! — вопили зрители.

— Подонки! — тут же подавал свой голос Наси.

Фильм возобновлялся, но от густой пыли, поднятой топотом ног по трухлявому полу, и от табачного дыма лица, мелькавшие на экране, расплывались, будто под водой. Собственно, настоящий фильм разыгрывался вовсе не на экране, а в зале, с участием зрителей и хозяина кинотеатра.

10

Дом, в котором Исмаил снял комнату, находился на маленькой улочке за церковью святого Георгия. Он состоял из четырех комнат: две из них хозяйка сдавала, а в двух жила сама. К этому старому городскому зданию, возведенному полсотни лет тому назад, примыкал квадратный, выложенный плитами дворик, маленькая кухня и водяная колонка рядом с ней. Над входом в дом вился по стене виноград, у колонки цвел розовый куст.

Ольга, хозяйка дома, была тридцатипятилетней шатенкой с густыми волосами, в которых проглядывали тонкие седые нити, придававшие мягкость и благородство ее сосредоточенному и серьезному, немного изможденному лицу. На нем выделялись черные блестящие глаза, круглые брови и правильный нос. Губы этой симпатичной женщины редко раскрывались в улыбке, словно спрятанной за легкой дымкой меланхолии, но готовой тотчас расцвести, как только развеется грусть.