По волнам жизни - [178]

Эта маленькая группа, как и тысячи других подобных групп, учивших свои «уроки» по всей Албании — при свете небольшой керосиновой лампы или свечи, чтобы не привлекать внимания шпиков, — не забывала на своих занятиях почтить память того или другого трагически погибшего героя, отдавшего свою жизнь за родину.

Вокруг этого стола как-то ночью собрался актив молодежи, в который, помимо Шемседдина и Сулеймана, входило еще восемь человек.

Перед началом собрания, на котором предстояло обсудить международное и внутриполитическое положение, изучить линию коммунистической партии и обдумать средства отпора фашизму, встал Сулейман и кратко рассказал о Мисто Мамэ{176}, геройски погибшем на одной из улиц Тираны в смелой схватке с предателями, с теми псами, которые из-за куска хлеба продают свою отчизну, родной язык и честь. Он сказал, что албанский народ взрастил и воспитал бесстрашного сына. Албанская молодежь никогда не забудет своего самоотверженного товарища, навсегда сохранит в своем сердце память о нем и будет следовать его примеру.

Сулейман дрожащим от волнения голосом закончил свою речь следующими словами:

— Мы никогда не забудем твоей беспримерной храбрости и отваги, твоей непоколебимой воли. Мы клянемся, товарищ, довести дело, которому ты служил, до конца!

Затем последовали две минуты молчания.

Стояла теплая августовская ночь. Полная луна светила в небе, и ее серебристый свет проникал сквозь открытую балконную дверь в полутемную «студию» — электричество на всякий случай не включали. Было поздно, но ребята все не расходились: те, кто был знаком с Мисто, вспоминали о его смелых акциях. Лучше всех его знал Сулейман, он работал с ним вместе.

Сулейман рассказал товарищам об операции, проведенной Мисто в сквере на Эльбасанской улице: однажды ночью, перед церемонией открытия памятника генералу Теллини, Мисто незаметно проник под покрывало, которым был прикрыт бронзовый памятник, и на пьедестале нарисовал красный серп и молот. Мисто был организатором и участником многих опасных операций, проведенных в Тиране против захватчиков и предателей родины, отличился при похищении типографского станка «Гутенберг», при изъятии ротаторов из министерства просвещения и фашистских учреждений, при уничтожении телеграфной и телефонной связи, при взрывах вражеских складов, а также при ликвидации шпиков и доносчиков.

После собрания все разошлись, переживая горечь этой великой и преждевременной утраты, но с непоколебимой верой в будущую победу — неминуемую, коль в рядах партии есть такие герои.

10

Адвокат Николин Сарачи, юридический советник Национального государственного банка и двух акционерных обществ, юридический представитель муниципального совета Тираны, был захвачен стремительным денежным круговоротом, как Суль Кенани и ему подобные, и ему некогда было оглядеться вокруг и призадуматься. За три года, прошедших со дня оккупации Албании, он построил две прекрасные виллы: одну в новой части Тираны, а другую — на пляже Дурреса, меньшую, чем вилла в Тиране, но не уступавшую ей в красоте и роскоши.

Виллу в Новой Тиране Николин закончил осенью 1939 года, через несколько месяцев после захвата Албании войсками фашистской Италии, когда кривая адвокатской деятельности, как температура при тяжелой болезни, сразу подскочила вверх из-за сжигающей страну лихорадки.

Николин буквально тонул в море прошений, уставов различных обществ, дел, которые ему предстояло возбудить, и множества других хлопотных вопросов. Вся эта широкая деятельность влекла за собой прилив денег в сейф, стоявший по правую руку от его кресла. Чем больше накапливалось денег, тем больше становились его потребности и утонченнее вкус, и так достаточно развитый гуманитарными познаниями. Это побудило адвоката украсить салон виллы большим пианино, по дешевке купленным у одного врача, еврея из Вены — он покинул Австрию после ее аннексии нацистами, спасаясь от антиеврейских репрессий, и решил обосноваться в Албании. Это пианино было им подарено дочери Изабелле в день ее семнадцатилетия.

Роскошная вилла в Новой Тиране уже не нравилась Николину: по мере того как он богател, вкус его все более утончался и адвокат замечал в своем детище все больше недостатков: салон недостаточно просторен, место для камина избрано неудачно (между двумя дверями), лестница неуклюжая и не отвечает современному эстетическому вкусу, кухня слишком мала, а туалет почти рядом со столовой, что с точки зрения гигиены никуда не годится. (Адвокат, не заботясь о моральной гигиене, уделял большое внимание ее физической стороне.)

И вот Николин Сарачи поручил инженеру Ламбертину — итальянцу, работавшему в комиссии по благоустройству Тираны, — подготовить проект нового красивого особняка, наподобие заграничных, с балконами и террасой. Дом был построен и сдан через десять месяцев, получился он намного лучше, чем прежний: просторные комнаты были выстланы паркетом, сверкавшим как зеркало, а крыльцо выложено красновато-зелеными гранитными плитками. Стены кухни отделаны белой майоликой, а ванны — голубой. Когда входишь в залитую солнечным светом кухню, кажется, что ты прохлаждаешься мороженым, а зайдя в ванную, представляешь себе, будто погружаешься в море. Но и у этого дома Николин Сарачи, богатевший не по дням, а по часам, замечал все больше недостатков.