По волнам моей памяти (Книга об отце) - [14]

       День за днём мы ехали домой, ориентируясь по солнцу. Въехали в Сталинскую область, и на рассвете мы все-таки, столкнулись с полицаями верхом на лошадях. Их было четверо.

      - А ну, стоять! Эй, цыганва, Вы разве не читали, указ немецких властей о том, что, нужно сдавать в комендатуру оружие, радиоприёмники, транспортные средства, лошадей и прочий скот?  

       Мы действительно были похожи на цыган. Недели две не брились, оба кучерявые, грязные и оборванные.

     - Дядьку, а який це район? Ми ж, той, як це, и їдемо сдавать коня та двуколку, та не знаємо де цей пункт, де примають оце? [13]

       Мы нарочно старались говорить как цыгане на суржике, смесь русского с украинским языком.   

      - Это - Красноармейск! Если вы не знаете где комендатура, езжайте за нами, мы как раз туда едем.  

И мы в сопровождении полицаев поехали в комендатуру сдавать наш транспорт. Ехали спокойно, полицаи были настроены добродушно, даже угостили нас табачком-самосадом. Оказавшись, на окраине Красноармейска, мы  въехали на огороженную территорию, по всей видимости, бывшей машинно-тракторной станции или какой-то базы, где было полно народу. Забрали коня и двуколку, отобрали даже остатки сала, картошки и лука. И, приказав ждать во дворе, полицаи ушли в  контору. Они ещё сказали, что нас будут регистрировать и определять на работу.

Мы присели прямо на землю возле высокого забора, допивая остатки                   воды из фляги. И опять в который раз нам сопутствует удача. Подошел один, пожилой мужчина и сказал;

        - Ребята, если вас ещё не зарегистрировали, то тикайте, пока не поздно! Ворота то открыты, и контроля пока никакого нет!

       Мы быстренько, в суматохе,  прошмыгнули в ворота и бегом свернули на соседнюю улицу. Там мы уже спокойным шагом  ушли из города. Лучше обойти его, чем снова рисковать. Мы знали эти места, здесь жил наш двоюродный брат и до войны мы приезжали к нему в гости. Мы почти были дома, до Макеевки рукой подать. И когда бегом, когда шагом, мы преодолели шестьдесят с лишним километров за сутки, и на следующее утро мы оказались у порога родного дома.  

       От соседей узнали, что отец с матерью и Розой, уехали в Керменчик.  Брат Иван, ушёл добровольцем на войну. А на случай нашего возвращения, оставили соседям сообщение с просьбой, чтобы мы  отправлялись в село. Кто поможет своим детям, как ни отец? Главное теперь - добраться  до родителей. Там у нас оставался дом, ещё до войны, Так что, жить  было где, и в селе всегда можно найти, чем прокормиться. Дом в Макеевке отец забил досками, поэтому, переночевав у соседей, я с братом направился в тот край, где мы родились. Где пешком, где на попутной телеге, ещё через два дня мы прибыли в Керменчик, ещё сто двадцать километров мытарств.

        В селе, наш отец Алексей Григорьевич, снова организовал маленькую мастерскую, по производству кирпича сырца, черепицы, катков и играл на свадьбах. Поэтому был на хорошем счету у сельского старосты, а немецкая комендатура снисходила и на многое закрывала глаза. Когда я и Фёдор появились в селе, отец обратился к старосте с просьбой выправить «аусвайс»[14] для сыновей. И староста через комендатуру выполнил просьбу деда. Документ гласил о том, что греков в Красную армию не призывают, что вроде - не достойны этой привилегии, и будто они люди второго сорта. А для немцев  греки  никакой опасности не представляют и к нынешней власти относятся лояльно. На что только не пойдёт  отец, что бы уберечь своих детей, на какие только  хитрости и унижения, переступив через свою гордость и самолюбие. Но результат был достигнут, «аусвайс» был получен. Этот документ, конечно, не соответствовал действительности, и греки так же ненавидели фашистов, и воевали за Родину на фронтах, как цыгане и евреи. Но зато  теперь они могли свободно перемещаться и предъявлять документы по требованию полицаев или немецкого патруля.

Отступление (от автора)

 Отец не любил вспоминать этот период жизни после плена, унизительное проживание под контролем полицаев, бездействие, невозможность как-то помочь своей стране быстрее избавиться от «коричневой чумы». Это его угнетало, и он чувствовал себя беспомощным и безответным существом. В то же время он понимал, что нужно терпеть и не подавать вида, что он ненавидит и презирает «новый режим» всем сердцем.   

      Когда немецкие солдаты  двенадцатого сентября 1941 года  вошли в село, дед Алексей уже наладил свою жизнь. После взрыва шахты  «Старочайкино» в июле переехал снова на свою родину – Керменчик. Кермен, в переводе с греческого на русском – жернова, мельница. На украинском – млын. Значит, село было хлебное, мололи пшеницу, рожь на муку, мир и доброта царили в общении между селянами и всегда приходили на помощь друг к другу. Короче, жили одной большой семьёй.

     Сыновья, Гришка и Федька, помогали отцу в мастерской, по хозяйству, ловили рыбу и играли свадьбы. Да, да свадьбы. Но за них музыканты денег не брали. Ценились натуральные продукты. Принимали в благодарность окорок кабанчика, разные колбасы, копчения, кувшин сливок, бидончик мёду и прочие продукты. В общем, что готовили к свадьбе, тем и расплачивались. Думаете, если война – значит, всё замерло? Нет, жизнь продолжалась даже в таких условиях. Молодые так же влюблялись, встречались, сватались и играли свадьбы. Может не в таких количествах и не так широко как до войны, но всё же. Так же появлялось новое поколение детей. Тем более дед Алёша, когда переезжал из Макеевки в Керменчик, взял с собой и Гришину жену Зинаиду, которая должна родить, по подсчётам, в декабре. Тогда  в семье деда Бирюшова добавится ещё один едок. Таким образом, братья влились в обыденную, трудовую жизнь семьи в оккупации, разве что иногда докучали полицаи и немцы. Приходилось играть вечера танцев для немецких офицеров в два баяна. Танго, вальсы, фокстроты, любимые немцами «Роза Мунде», «Бессаме мучо», «Риорита». На эти вечера в сельском клубе немцы приглашали местных девушек, молодых женщин, попробуй отказаться. Ничего не поделаешь, приходилось унижаться, выживать. Приходило и несколько немок в военной форме, служивших при штабе и в комендатуре. Они вели себя особняком с превосходством.