По воле северных богов - [23]

Гай хрипло прорычал что-то невнятное и изо всех сил притиснул податливое тело Куини к своим бедрам. Что-то жесткое вдавилось девушке в выпирающую косточку по-девичьи узкого таза.

— Гай, так неудобно. У тебя что, ножны на поясе висят? Они упираются мне в бок…

Рыцарь приглушенно застонал и оттолкнул девушку от себя. Ее глаза невольно поискали предмет, который побеспокоил ее. На поясе молодого человека ничего не было. Не было и самого пояса. Широкая льняная рубаха свободно облегала крепкую фигуру Гая, прикрывая и бедра… Куини озадаченно нахмурилась, разглядывая место, где по идее должен был находиться нож. Нож?

— Боже, дай мне силы! — взмолился Гай и пулей вылетел из маленькой комнатки.

Юная девственница долго думала над этим странным событием, но так и не пришла ни к какому выводу. Зато Гай, выскочив за дверь и подставляя лицо и грудь прохладному ветру, понимал все слишком хорошо.

— Она должна уехать, — бормотал он. — Она должна уехать, потому что я не из железа. Любому терпению может прийти конец. Малышка и не догадывается, что делает со мной! Ножны! Скорее уж нож, и как бы он хотел попасть в ее собственные ножны! Я должен убедить Тир! Она должна понять…

Внезапно перед его внутренним взором предстала его госпожа, нагая, освещенная трепещущим светом одинокой свечи.

— Господи, за что ж ты так мучаешь меня? — тихонько заскулил Гай и, оглядевшись, свернул за угол дома.

Через несколько минут ему стало легче. Настолько, что он смог вернуться в дом и отправиться искать Тир. Он уговаривал ее до тех пор, пока та, разозлившись, не выгнала докучливого просителя из своих покоев со словами:

— Добьешься только того, что я продам или тебя, или ее.

Гай опешил.

— Но ты ведь не сделаешь этого?

— Кто тебе сказал?

— Не-ет. Ты не сделаешь этого.

— Что меня может удержать?

— Совесть.

Тир рассмеялась.

— Я беспринципна и бессовестна, Гай, и ты это знаешь.

— Неправда. Тебе просто нравится так думать. А на самом деле…

— Гай! Ты способен вывести из себя даже прибрежный валун! Уйди от греха!

Молодой человек ушел, но едва Тир собралась отвести глаза от двери, как она снова приоткрылась, и в ней показалось расстроенное лицо бедняги.

— Но ты ведь не продашь ее?

Подушка ударилась в то место, где только что была голова Гая, за дверью раздался топот убегавшего просителя, а Тир хохоча повалилась на кровать. Она еще никогда не видела мужчину до такой степени обалдевшего от любви. А потом смеяться почему-то расхотелось. Щуря невидящие, устремленные в пространство глаза, молодая женщина внезапно размечталась о том, что кто-то когда-нибудь сможет так же полюбить и ее…

Спустя сутки Тир приказала дружине готовиться к отплытию.

Гай Клермон еще несколько раз пытался заговорить с Тир, но норвежка лишь однажды отреагировала на его слова, и то не так, как того хотелось бы рыцарю.

— А что, если я подарю свободу тебе, сэр Гай?

Сердце замерло где-то в горле у молодого человека.

— А… леди Реджина?

Тир сделала удивленное лицо.

— При чем здесь она?

Влюбленный англичанин не уловил неискренности и затаенного лукавства в ее подчеркнуто равнодушном голосе.

— Тогда я не смогу принять ваш подарок, миледи, — церемонно поклонившись, ответил рыцарь.

Тир опять прогнала его. Прошел еще день, и Гай занял свое обычное место у весла по правому борту ладьи… Напряжение отпустило беднягу лишь, когда он увидел, что следом за Тир в полном боевом снаряжении на ладье появилась робко улыбающаяся любимому Куини, облаченная не менее воинственно — кольчуга из тонких стальных колец, одетая поверх плотной льняной рубахи, кожаные штаны, сапоги, а на поясе кинжал в богато украшенных ножнах. Ее темные волосы были заплетены в три косы, как это часто делали женщины норманнов, а лицо исполнено надеждой.

Сэр Гай перевел взгляд на Тир, но та спрятала свои глаза цвета северного моря в густых изогнутых ресницах, и рыцарь не сумел прочитать судьбу в ее взоре. Норвежка прошла вперед и остановилась у деревянной резной фигуры, изображавшей могучего дракона, которой был украшен высокий штевень ладьи.

— Да сопутствует нам мудрость Одина и сила Тора[6]. Да смилостивится над нами морская стихия, а парус наполнится попутным ветром!

Тир размахнулась и швырнула в волны горсть золотых монет, потом горсть зерна, а затем плеснула из бурдюка струю темного забористого пива.

— В путь! — воскликнула она, обернувшись к дружине.

Гребцы навалились на весла, и корабль легкой птицей скользнул от родного берега. Сначала ладья, сияя на солнце пурпуром громадного паруса и синими щитами, закрепленными вдоль бортов, неспешно плыла вдоль скалистых берегов Норвегии, объятых весной. Зелень травы, голубое глубокое небо, отраженное мерцающим под лучами солнца серовато стальным морем и синевой спокойных вод фьордов, наполняли высоким восторгом души суровых воинов. Чувства требовали выхода, и викинги запели…

Ничего ужаснее слышать Куини не приходилось. Девушка подняла удивленные глаза на поющих, но они были совершенно серьезны, у некоторых на глазах даже появились слезы. Юная англичанка перевела глаза на Гая, и он подмигнул ей, а потом поманил к себе.

— Это песня моря, — шепнул он в ее нежное ушко. — Викинги — его дети. Зима была слишком долгой, и они соскучились по матери. А теперь просто смотри на воду и слушай.