По ту сторону звезд. Книга 2 - [35]

Кира сжала губы, заранее предвидя ответ на риторический вопрос.

– Потому что он становится слишком опасен.

Фалькони очертил пальцем круг, обозначив и рубку, и корабль за ее пределами.

– Любое космическое судно, даже маленькое, как «Рогатка», по сути – летающая бомба. Когда-нибудь задумывалась, что произойдет, если кто-то – ну, например, свихнувшийся корабельный разум – устроит столкновение грузового судна или крейсера с планетой?

Кира передернулась, вспомнив инцидент на Орлоге, одной из лун своей родной системы. Кратер до сих пор видно с Вейланда невооруженным взглядом.

– Ничего хорошего.

– Ничего хорошего.

– И при всем том ты все это время держал Грегоровича на борту? – Кира с любопытством глянула на капитана. – Ведь это, похоже, было чертовски рискованно.

– Да, было рискованно. Было и есть. Но Грегоровичу нужен был дом, и я решил, мы пригодимся друг другу. До сих пор он не давал мне повода думать, что представляет угрозу для нас или для «Рогатки». – Фалькони провел пальцами по волосам. – Черт! Теперь и не знаю.

– Можно ли ограничить доступ Грегоровича только переговорным устройством и сверхсветовой навигацией?

– Не получится. Стоит разуму подключиться к одной из систем, остальные от него уже никак не закроешь. Корабельный разум слишком хитер и настолько интегрирован с компьютерами… все равно что угря голыми руками ловить: рано или поздно вывернется.

Кира потерла руки, размышляя. Все это скверно.

Помимо тревоги за Грегоровича ее не радовала и перспектива лететь на вражескую территорию без такого штурмана.

– Можно я поговорю с ним? – Она указала на потолок.

– Он теперь скорее тут, – Фалькони ткнул пальцем в стол с монитором. – Но зачем? То есть бога ради, но я не понимаю, какую пользу это может принести.

– Может, и никакой, но я за него переживаю… Вдруг мне удастся его успокоить? Мы с ним довольно много общались во время сверхсветовых перелетов.

Фалькони пожал плечами:

– Попытайся, но я все равно не вижу в этом никакого прока. С Грегоровичем что-то неладно, и всерьез.

– Почему ты так думаешь? – спросила Кира. Ей стало еще тревожнее.

Фалькони почесал подбородок:

– Просто… он совсем странный, то есть он всегда был с особенностями, но тут что-то похуже. Как будто он по-настоящему сошел с ума. – Фалькони покачал головой. – Честно говоря, успокоится Грегорович или нет, я не верну ему контроль над кораблем, пока он не сумеет меня убедить, что такое не повторится. И пока я не понимаю, как он мог бы меня в этом убедить. Некоторые поступки не отыграешь назад.

Кира поглядела прямо в глаза капитану:

– Ошибки совершают все, Сальво.

– И все за них расплачиваются.

– Да. И нам, скорее всего, понадобится помощь Грегоровича, когда мы доберемся до медуз. Морвен молодчина, но она всего лишь искусственный интеллект. Если нарвемся на неприятности, особой помощи от нее не будет.

– Это верно.

Кира положила руку на плечо Фалькони:

– К тому же ты сам говорил: Грегорович один из нас, в точности как Триг. И ты так легко спишешь его?

Фалькони уставился на нее, желваки у него на скулах ходили ходуном. Наконец он смягчился:

– Ладно. Поговори с ним. Попробуй вбить толику здравого смысла в эту глыбу цемента, которая ему заменяет мозг. Найди Хва-Йунг, она тебе покажет, куда идти и что делать.

– Спасибо.

– Хм. Главное, проследи, чтобы Грегорович не получил доступа к мейнфрейму.

На том Кира простилась с капитаном и отправилась искать Хва-Йунг. Механика она обнаружила в машинном зале. Услышав, зачем она пришла, Хва-Йунг, кажется, не удивилась.

– Сюда, – сказала она и повела Киру обратно в сторону рубки.

Коридоры «Рогатки» были темные, холодные, пугающе тихие. Там, где дул охлажденный воздух, собирались бусины конденсата, тени обеих женщин текли и корчились на палубе, как мучимые души.

На палубе под рубкой, ближе к центру корабля, обнаружилась запертая дверь, мимо которой Кира не раз проходила, не обращая особого внимания. Снаружи это казалось кладовкой или серверной.

В некотором смысле это и была серверная.

Хва-Йунг открыла дверь, и в метре за ней оказалась вторая.

– Мини-шлюз, на случай если корабль разгерметизируется, – сказала она.

– Ясно.

Откатилась вторая дверь. За ней – маленькое, душное помещение, вращаются пропеллеры вентиляторов, мерцают, будто новогодние гирлянды, индикаторы сетевых коммутаторов и модемов. В центре помещения – нейросаркофаг, огромный, тяжелый. Это металлическое сооружение в длину и ширину дважды превышало размеры кровати Киры, а в высоту доходило ей до груди. Мрачная глыба словно предупреждала каждого, кто приблизится: «Тронь меня – пожалеешь». Заклепки саркофага были темными, почти черными, а с одной стороны был вмонтирован голографический экран, и там же светились ряды зеленых полосок, обозначающих уровень различных газов и жидкостей.

Хотя Кире доводилось видеть нейросаркофаги в играх и видеоклипах, вживую она никогда не оказывалась рядом с ними. Она знала, что устройство подключено к электросети и системе водоснабжения «Рогатки», но, если бы его отсоединили, Грегорович смог бы прожить внутри еще месяцы, а то и годы – в зависимости от мощности внутреннего источника энергии. Саркофаг служил разуму и искусственным черепом, и искусственным телом, он строился так надежно, что выдерживал перепады скорости и давления, от которых разрушалось большинство кораблей. Прочность нейросаркофагов вошла в поговорку. Нередко лишь заключенный внутри разум выдерживал полную гибель корабля.