По ту сторону занавеса - [17]

Джон Битэм ответил с полной серьезностью, без малейшего признака насмешки:

– Вы совершенно правы. Меня влекут белые пятна на карте. И так было всю жизнь. Ничего не может быть интереснее. Оказаться в местах, где еще не ступала нога человека… Вам это представляется странным?

– Вот именно. Хотя… после такого путешествия возвращение домой покажется просто счастьем, не так ли? И весь этот почет, слава, награды, приемы во дворцах царствующих особ…

– Вот уж это – самое неприятное для меня, если только вы можете в такое поверить.

– Да, в такое трудно поверить, – упорствовал высокий чин всемирно известной конторы путешествий и туризма Кука. – Я бы наверняка предпочел какой-нибудь, пусть даже самый захудалый прием блужданию по самой знаменитой пустыне мира. Вот, помню одно место в вашей книге, когда вы заблудились в этой… как ее…

– Пустыне Такла-Макан, – бесстрастно подсказал путешественник. – Да, не очень приятная создалась ситуация. Только я там не заблудился, разрешите вас поправить. Просто я отправился в путь без достаточных запасов воды и провианта.

Долго молчавшая миссис Кирк не выдержала.

– А для меня самой интересной оказалась запись в вашем дневнике, уважаемый полковник. Та самая, которую вы считали уже последней в жизни. Потрясающая по силе выразительности! Я ее запомнила наизусть:

«Мы добрались до высоких дюн, и тут пали наши верблюды. Вокруг одни пески, ни травинки, никаких следов жизни. Люди мои истощены до последней степени, того и гляди тоже падут. Уповаю лишь на Господа Бога».

– Однако эта запись оказалась не последней, – напомнил Джон Битэм. К вечеру следующего дня мне из последних сил удалось доползти до чахлого леска, где я наткнулся на русло пересохшей речки. На самом дне оказалось немного воды. Немного, но достаточно, чтобы выжить. Так что и из этой переделки удалось выбраться. Судьба незаслуженно ко мне благоволила.

– Мне давно хотелось узнать одну вещь, – сказал Чарли Чан. – Вы, мистер Битэм, именно тот человек, который может ответить на вопрос: правда ли, что, когда бредешь ночью по пустыне, слышишь какие-то странные звуки, голоса, зовущие тебя по имени? И с такой силой звучит их призыв, что путешественник забывает обо всем на свете и идет на голос, а тот неизменно приводит несчастного к гибели. Об этом писал еще шестьсот с лишним лет назад Марко Поло.

– Что касается меня, ни один голос не сбивал меня с пути, – ответил бравый путешественник. И уточнил: – Правда, никаких посторонних голосов мне не приходилось слышать.

Эйлин Эндерби нервно вздрогнула:

– Вот уж я ни за что бы не решилась совершать подобные эскапады. Я жутко боюсь темноты… иногда прямо себя не помню от страха.

Уже давно молчавший сэр Фредерик окинул женщину внимательным взглядом и неожиданно обратился к секретарше миссис Кирк:

– А каково ваше мнение по этому вопросу, миссис Таппер-Брок?

– Если вы имеете в виду мое восприятие темноты, то она не производит на меня ровно никакого впечатления, – холодно ответила компаньонка миллионерши.

– А как относитесь к темноте вы, мисс Гарленд? Странно, но актриса как будто смешалась. Во всяком случае, ответила она после легкой заминки:

– Я… что ж, признаюсь, я предпочла бы огни рампы. Нет, любительницей темноты я себя назвать никак не могу.

– Глупости! – отрезала миссис Кирк. – В темноте ли, при дневном свете – все выглядит одинаково. На меня темнота не производит впечатления, – повторила миллионерша слова своей компаньонки.

– Почему вы спросили о темноте только женщин, сэр Фредерик? – поинтересовался путешественник. – Темноты боятся не только они. И если бы вы спросили меня, я бы кое в чем признался.

– Вы? – изумился англичанин.

– Да, именно я. В детстве темнота просто отравляла мне жизнь. Точнее, страх перед ней. Когда меня, мальчишку, оставляли одного в детской, я каждый вечер тысячи раз просто помирал от страха.

– Слушайте, слушайте! – вскричал мистер Эндерби. – Мальчишкой помирал от страха, а вырос бесстрашным путешественником, для которого не страшны самые темные закоулки нашей планеты.

– Вы хотите сказать, что вам удалось победить детские страхи? – уточнил Фредерик Брус.

Знаменитый путешественник пожал плечами.

– Разве такое можно вообще одолеть? Но прошу вас, хватит говорить обо мне.

Хозяин перевел разговор на нейтральную тему. Мисс Морроу наклонилась к Чарли Чану.

– Вы можете представить себе этого великого путешественника робким мальчиком, пугающимся темноты? Ах, это так по-человечески прекрасно, просто восхитительно.

Чан вежливо кивал, не спуская глаз с Эйлин Эндерби, а в ушах все еще слышал ее голос: «Я жутко боюсь темноты… иногда прямо себя не помню от страха». Какая, должно быть, страшная темнота покрыла в ту далекую памятную ночь холмы Пешавара… Нет, недаром сэр Фредерик завел разговор о темноте и расспросил всех присутствующих женщин о реакции на нее.

Обед закончился, гости перешли в салон, куда подали кофе, после чего Парадиз появился с белым блестящим экраном, который, по указанию полковника Битэма, поставил на низеньком небольшом столике под фламандским гобеленом.

Барри Кирк помог полковнику принести из прихожей большой проекционный аппарат и несколько ящичков с катушками кинопленки.