По ту сторону занавеса - [102]

Инспектор Дуфф оказал мне честь, пригласив меня на обед. Во время обеда я постарался как можно тщательнее обдумать все услышанное от инспектора, и задать ему уточняюшие вопросы. Так, я поинтересовался, видел ли он собственными глазами майора Дюрана в поезде во время пути?

Нет, не видел. Увидел лишь на вокзале в Чикаго. Дюран сам его заверил, что ехал именно тем поездом, из которого, как он видел, только что вышел инспектор. Сказал, что теперь намерен ехать в Сан-Франциско. И в тот же вечер оба они садятся в поезд, направляющийся на побережье. Все услышанное мною позволяет сделать определенный вывод. В уголовной практике такие случаи с поездами, когда преступнику выгодно, чтобы считали его приехавшим из другого города, случаются довольно часто. Так они создают себе алиби. Я точно рассчитал время, прошедшее от убийства сэра Фредерика, и оказалось: за это время майор успел бы доехать на поезде до Чикаго. И уже вернуться якобы оттуда, не побывав в Сан-Франциско.

И припомнилось мне еще одно обстоятельство. За завтраком сэр Фредерик рассказывал нам историю Эвы Дюран, как он съездил к дяде Эвы, сэру Джорджу Мэннерингу, чтобы поподробнее расспросить его о том, что случилось в Пешаваре. А ведь в Англии в то время проживал муж Эвы Дюран. Он-то гораздо больше знал обо всей этой истории, чем дядя, не бывавший в Пешаваре. Почему же сэр Фредерик не обратился за информацией к самому мужу Эвы? Это дало мне много материала для размышления.

Все это время мне не давала покоя мысль о ежегоднике клуба «Космополитен», выпавшего из коченеющей руки умирающего сэра Фредерика. Мистер Кирк делает мне одолжение и забирает с собой в клуб на ленч. В гардеробе мы отдаем верхнюю одежду и шляпы. Я обратил внимание еще на один маловажный, казалось бы, факт: номерок на пальто и шляпу металлический, кажется, бронзовый, а на прочие сдающиеся в депозит вещи – картонный, на которых своей дрожащей рукой старик Питер Ли что-то записывает.

В моем мозгу вспыхнула искорка. Вот тут мне пришло в голову, что сэр Фредерик сдал в депозит гардероба свой портфель, или папку с документами, содержащими такие ценные для следствия бумаги. А картонный номерок от сданной в гардероб на хранение вещи положил себе в карман. Убийца этот номерок вытащил из кармана убитого. Он не глуп, этот убийца, сообразил ведь он путь, ведущий к получению бесценных, столь опасных доказательств. К несчастью для преступника, они недоступны для него, ибо пройти в клуб посторонний человек, не член клуба, не может. Портье бдительно стережет вход. Надо, чтобы тебя провел кто-то из членов клуба или поручился письменно.

Убийца с номерком в руке постарался поскорее скрыться с места преступления, однако с этой минуты безустанно думал о том, как же получить из гардероба клуба портфель с документами. Ведь эти документы, обнаруженные полицией, означают для него гибель.

И тут мы получаем ценную улику. События развиваются так, что к нам возвращаются старые бархатные туфли, завернутые в газету. На полях газеты, частично оторванных, кто-то карандашом производил подсчет, суммируя цифры. Семьдесят девять долларов плюс двадцать три доллара – в сумме сто три доллара. Подсчитываются лишь доллары, центы как раз оторваны. Направляюсь в кассу вокзала. Восстанавливаю, что было написано на газете до того, как оторвали ее кусок. Конечно же, подсчет сумм на билеты вместе с центами. Семьдесят девять долларов и восемьдесят четыре цента плюс двадцать три доллара и шестьдесят три цента, получается сто три доллара и сорок семь центов. А что означает эта сумма? Цену билета до Чикаго вместе с нижним спальным местом. Человек, оставивший в среду утром эти туфли, ехал на следующий день после убийства на пароме в Окленд, чтобы там сесть в чикагский поезд. Кто из всех подозреваемых мог это сделать? Никто, кроме майора Дюрана.

Думаю, прикидываю, разбрасываю так и сяк факты, которыми располагаю, ломаю свою не слишком умную голову. Просматриваю расписания поездов. Допустим, майор прибыл в Окленд поездом, отходящем в среду после полудня. В таком случае в Чикаго он прибывает в субботу в девять утра. Его все время беспокоит картонный номерок, но он приходит к выводу, что лучше все же ехать на восток. Спешит на вокзал Ла Салле, чтобы сесть на нью-йорский поезд. И прибегает на вокзал в тот момент, когда инспектор Дуфф, с которым он когда-то познакомился в Париже, выходит из поезда «Двадцатый век». В сообразительности майору не откажешь, и ему приходит в голову гениальная идея: притвориться, что тоже приехал на этом поезде, главное, какой свидетель! А затем вернуться в Калифорнию в обществе этого свидетеля, самого инспектора Скотленд-Ярда. Такому алиби нет цены! Кто отважится после этого его заподозрить? Вот так получилось, что абсолютно ни в чем не виновный инспектор Дуфф лично сопровождает злодея на место преступления, служа одновременно ему щитом защиты.

Все это представляется весьма логичным. Остается лишь «пустячок» – проверить, оставил ли сэр Фредерик действительно портфель в гардеробе клуба, или это мои фантазии, как любит говорить капитан Флэннери. Сегодня утром, благодаря, опять же, бескорыстной и бесценной помощи мистера Барри Крика, я познакомился с гардеробщиком «Космополитена» старым Питером Ли. Какова же была моя радость, когда я узнал, что сэр Фредерик Брус действительно оставил на хранение в гардеробе свой кожаный портфель утром того самого дня, когда был убит. И его посмертный жест – о, великий человек! – должен был обратить внимание на это обстоятельство. Великий детектив сам дал нам коронную улику! Что за человек! С любовью прикасаюсь я к этому запыленному портфелю и не сомневаюсь, что в нем – ценная для нас информация. Тогда я не стал открывать портфель, а так хотелось первому увидеть эти улики! Но я решил – устроим западню, пусть преступник угодит в нее и будет захвачен с поличным. Вот почему я придумал засаду, чтобы все мы, и в первую очередь капитан Флэннери, увидели стоящего у барьера вешалки преступника с вещдоками в руке. Таких доказательств не опровергнет ни один адвокат! Они неопровержимы.