По ту сторону воспитания - [4]

Шрифт
Интервал

Если Илюша, стоя у водопойного стенда, три часа выбирает, какой ему взять напиток, то у Данички размышление и действие — единое качество, и он в две секунды делает выбор, выпивает свою банку с какой–нибудь жидкостью и ждёт. Я уже вижу, что он приготовился к Илюшиной банке. Даничка со скоростью света, если она быстрее скорости мысли, просчитывает все свои выгоды.

Что говорить? Не шевелись, Даничка, дай возможность выбрать брату? Не выпивай Илюшин «кока–кол»?

После того как Илюша, наконец‑то, получает из автомата выбранное и начинает пить, присмаковывая и поглядывая на Союзника, тот отвечает:

— Он меня дразнит! Он пьёт, а у меня нету! Я тоже хочу!

Все будто забыли, что своё он уже выпил. Хочет испить из Илюшиной банки.

— Это моя!

— Нет, моя!

— Хорошо, Даничка, купи ещё одну банку на двоих.

Быстро вылетает из автомата третья, и через секунду дно банки сверкает у Данички в руках.

— Даничка мне мало оставил! — хныкает Илюша, и тут же начинается потасовка.

Каждый отстаивает свои права, предъявляет претензии, и, как в конфликтах между странами, проявляются основные стремления человеческой натуры. На чьей быть стороне? Я пытаюсь понять, кто более виновен? Попробуй разберись! Илюша тоже не лыком шит и хочет себе подчинения. Я бегаю из стороны в сторону и призываю к благоразумию. Что толку в моих увещеваниях?! Перехожу туда–сюда, гоняюсь за справедливостью. Союзники тем временем уже давно вместе едят мороженое и празднуют примирение.

Как быть? Как не переходить ни на какую сторону в их конфликтах борьбы за банки, за игрушки, за каждый пустяк?

Крайние противоположности связывает что‑то общее.

Уроки в Мексике

Издалека кажется красивым: «Мексика», «Акапулько», кактусы, пальмы, агавы. А вблизи, если вы живёте в одной комнате с двумя детьми и с деньгами не такими, как у Говарда Хьюза, поместье которого окружено на сто километров китайскими стенами, всё покажется не в том романтичном свете, как в воображении. Тропическая страна! Тихий океан! Решила посмотреть и показать Илюше и Даничке.

Достали по жуткому сэйлу три билета в Акапулько, в отель на берегу океана. Живописная бухта, окружённая замкнутым кольцом гор, которые разорваны океаном, — эта круглая вулканическая кальдера провала, затопленная водой, родилась совсем недавно, всего навсего миллион лет тому назад, с появлением человека. «Позади тут больше… Из ниш исчезли бюсты, портики пожухли, стена осела дёснами в овраг.»

Заранее я обещала себе быть к услугам своих мальчиков, с терпением и лаской относиться к их причудам и удовольствиям. Но я недооценила их возможностей катаваситься и переоценила свои влиятельные силы. Яша оставался в Хьюстоне, и мне одной нужно было сражаться с союзниками на чужой территории.

Перво–наперво союзники от использования мексиканской воды стали производить неприятные для слуха звуки. Шла борьба за оккупацию туалета. Это непредвиденное обстоятельство на несколько дней привязало нас к отелю и, естественно, не давало возможности развлекаться поездками и прогулками. Дети, однако, выпросились полетать вдоль пляжа на парашюте и полетели. Даничка пролетел над моей головой, дрыгая ногами. Хорошо, что я его уговорила надеть подшортники с дайперсами!

Купаться в океане два дня было невозможно, волны высотой в три метра набегали на берег, и охватывал страх не выкарабкаться из шевелящейся пучины. Илюша настырничал, что это небольшие волны и что таких волн он не боится. И несмотря на мольбы и страхи матери, он пошёл в океан с одним молодым человеком из Канады. А мать осталась бегать по берегу.

Бегаю взад и вперёд по плащу разбивающихся волн в ожидании. Ни читать, ни загорать, ни о чём думать не могу, кроме одного, — когда же Илюша приплывёт из волн? Избегалась и иссмотрелась.

Всплыло в памяти, как отдыхала с шестилетним Илюшей в Пицунде, и он тоже хотел плавать в волнах, и я тоже была с ним не согласна, и мы спорили. Тогда вмешались два близлежащих соседа абхазца или грузина: «Что же это, малчык, ты не слушаешься свою мать!?» Все кругом, как известно, воспитатели, особенно чужих детей. Я им тогда ответила: «А что же это за мужчина, который слушается свою мать?!» Они удивились моему способу «воспитания», но одобрительно улыбнулись, и один из них даже сказал, что «и русский жэнщина бывает умный.»

И вот «умный русский жэнщина» бегает по берегу и следит за головой уплывающего Илюши. Что хотела, то и получила!?

От слежки за головой Илюши меня всё время отвлекают идущие вдоль пляжа толпы продавцов. Чего только не предлагают! И тут какой‑то мексиканец, заметив мой интерес к природе волнения, стал трясти около меня что‑то и приговаривать: «Синьора, синьора, волна в бутылке!» Слово «волна» оторвало меня от слежки.

Что волна? Какая волна? И я взглянула на поразительную бутылку, которую продавец держал в руках и показывал. В прозрачной бутылке поднималась, опускалась и перекатывалась между стенками голубая волна.

Неужели какой‑нибудь дурачок покупает волны в бутылках?

— Синьора, дёшево продам! Вы никогда не будете бояться волн! Посмотрите!

Плеск огромной волны отвлёк меня от бутылки. Я отрицательно покачала головой, что, мол, мне не нужно этой декоративной волны. Мексиканец, однако, всё стоял около меня и тряс бутылку… Вдруг прохладная вода плеснулась у моих босых ног, докатилась до щиколоток, приласкалась и будто сказала мне что‑то. Я неожиданно для себя купила бутылку с загнанной и кружащейся в ней волной. И русский жэнщина бывает дурачок.


Еще от автора Диана Федоровна Виньковецкая
Мой свёкр Арон Виньковеций

Мой свёкр Арон Виньковеций — Главный конструктор ленинградского завода "Марти", автор двух книг о строительстве кораблей и пятитомника еврейских песен, изданных в Иерусалимском Университете. Знаток Библейского иврита, которому в Советском Союзе обучал "самолётчиков"; и "За сохранение иврита в трудных условиях" получил израильскую премию.  .


Америка, Россия и Я

Как русский человек видит Америку, американцев, и себя в Америке? Как Америка заманчивых ожиданий встречается и ссорится с Америкой реальных неожиданностей? Книга о первых впечатлениях в Америке, неожиданных встречах с американцами, миллионерами и водопроводчиками, о неожиданных поворотах судьбы. Общее в России и Америке. Книга получила премию «Мастер Класс 2000».


Обнимаю туман. Встречи с Кузьминским

В шестидесятых-семидесятых годах Костя Кузьминский играл видную роль в неофициальном советском искусстве и внёс вклад в его спасение, составив в Америке восьмитомную антологию «Голубая лагуна». Кузьминский был одним из первых «издателей» Иосифа Бродского (62 г.), через его иностранные знакомства стихи «двинулись» на Запад.


Единицы времени

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ваш о. Александр

«Главное остается вечным под любым небом», — написал за девять дней до смерти своей корреспондентке в Америку отец Александр Мень. Что же это «главное»? Об этом — вся книга, которая лежит перед вами. Об этом — тот нескончаемый диалог, который ведет отец Александр со всеми нами по сей день, и само название книги напоминает нам об этом.Книга «Ваш отец Александр» построена (если можно так сказать о хронологически упорядоченной переписке) на диалоге противоположных стилей: автора и отца Меня. Его письма — коротки, афористичны.


Горб Аполлона

Три повести современной хорошей писательницы. Правдивые, добрые, написанные хорошим русским языком, без выкрутасов.“Горб Аполлона” – блеск и трагедия художника, разочаровавшегося в социуме и в себе. “Записки из Вандервильского дома” – о русской “бабушке”, приехавшей в Америку в 70 лет, о её встречах с Америкой, с внуками-американцами и с любовью; “Частица неизбежности” – о любви как о взаимодействии мужского и женского начала.


Рекомендуем почитать
Мистификация

«Так как я был непосредственным участником произошедших событий, долг перед умершим другом заставляет меня взяться за написание этих строк… В самом конце прошлого года от кровоизлияния в мозг скончался Александр Евгеньевич Долматов — самый гениальный писатель нашего времени, человек странной и парадоксальной творческой судьбы…».


Прадедушка

Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.


33 (сборник)

От автора: Вы держите в руках самую искреннюю книгу. Каждая её страничка – душевный стриптиз. Но не пытайтесь отделить реальность от домысла – бесполезно. Роман «33» символичен, потому что последняя страница рукописи отпечатана как раз в день моего 33-летия. Рассказы и повесть написаны чуть позже. В 37 я решила-таки издать книгу. Зачем? Чтобы оставить после себя что-то, кроме постов-репостов, статусов, фоточек в соцсетях. Читайте, возможно, Вам даже понравится.


Клинический случай Василия Карловича

Как говорила мама Форреста Гампа: «Жизнь – как коробка шоколадных конфет – никогда не знаешь, что попадется». Персонажи этой книги в основном обычные люди, загнанные в тяжелые условия жестокой действительности. Однако, даже осознавая жизнь такой, какой она есть на самом деле, они не перестают надеяться, что смогут отыскать среди вселенского безумия свой «святой грааль», обретя наконец долгожданный покой и свободу, а от того полны решимости идти до конца.


Голубые киты

Мы живем так, будто в запасе еще сто жизней - тратим драгоценное время на глупости, совершаем роковые ошибки в надежде на второй шанс. А если вам скажут, что эта жизнь последняя, и есть только ночь, чтобы вспомнить прошлое?   .


Крещенский лед

«На следующий день после праздника Крещения брат пригласил к себе в город. Полгода прошло, надо помянуть. Я приоделся: джинсы, итальянским гомиком придуманные, свитерок бабского цвета. Сейчас косить под гея – самый писк. В деревне поживешь, на отшибе, начнешь и для выхода в продуктовый под гея косить. Поверх всего пуховик, без пуховика нельзя, морозы как раз заняли нашу территорию…».