По ту сторону стаи - [50]

   - Все эти гадания и прочее - дурость, - констатирует она. - Кассандра Хэрриот со своим Пастухом за всю жизнь изрекла, получается, одно-единственное стоящее Прорицание, да и то содержание его никому дословно не известно.

   - Никому из НАС дословно не известно, - подчёркиваю я.

   Она молча соглашается.

   Во всём поместье гробовая тишина. Не слышно даже шелеста газетных страниц. Сидит ли Эдвард там же или ушёл к себе? Чуть позже надо проверить, не нужно ли ему чего-нибудь. Маленькие мерзавцы так обленились, что скоро и свечи новой не принесут без напоминания. Я выхожу к лестнице и нагибаюсь над перилами. Ни шороха. Ни звука.

   - Долорес! - кричу я. Девчонка бесшумно возникает на пороге кухни. Надо признать, для дочки фермера она неплохо соображает. Быстро поняла, что, если не научится появляться мгновенно и без лишних звуков, то будет наказана.

   - Пошевеливайся, - говорю я. - Горячий грог мне и леди Лене.

   Не то чтобы это было необходимо. Говорю, чтобы чем-то её занять. И себя тоже. Создатель великий, когда же прекратится этот снег?

   Она появляется с фантастической быстротой и опускает поднос на стол, где всё ещё стоит открытая резная шкатулка и валяется колода Таро, быть может, совсем не в добрый час купленная в маленьком магазинчике диковинок на улице Фонарщиков. Перед моими глазами снова встаёт стена ледяного прибоя и льдистые огоньки звёзд, такие же холодные, как и стены крепости Утгард. "...Мы никогда не станем теми, кем должны были, - вспоминаю я свои же слова, - а значит, мы остаёмся теми, кто мы есть..."

   Я подхожу к окну и смотрю на круговерть метели за стеклом. Там, где-то далеко-далеко, в шотландских горах... Обрываю себя на середине мысли. Лена сидит на диване и молчит. Ждёт, когда я созрею.

   Я останавливаюсь перед зеркалом и в неверном свете свечей разглядываю своё отражение. Сначала вижу его чётким, а потом всё начинает заволакивать красная пелена, и вот перед моими глазами только кровавый туман и ничего больше. Снова! Эта долбаная зима так действует мне на нервы, что, какое бы зеркало здесь ни было, я всегда вижу в итоге одно и то же. Одно и то же, чёрт возьми! Какого дьявола! Меня наполняет ярость и злость - на саму себя прежде всего; я хватаю подсвечник и со всей силы запускаю им в ненавистное стекло.

   Брызги разбитого зеркала разлетаются по всей комнате, но Лена спокойна.

   - В Шотландию, Близзард? - спрашивает она.

   - В Шотландию, Легран, - отвечаю я.  

Глава 11

   Долорес еле успевает за хозяйкой. Ей совсем не хочется в Кастл Макрайан, мало того, она жутко боится, что хозяйка из прихоти отдаст её милорду Уолдену в жёны. Долорес понимает, что это, скорее всего, только кошмар, придуманный ей самой, потому что член Внутреннего Круга никогда не возьмёт в Семью человека, но её страхов это не умаляет ни на йоту. Впереди, за изнанкой зеркала с непривычки темно. Наконец, прямо перед ними выступают из мрака каменные стены и освещённая факелами арка.

   Всё остальное время Долорес сидит, сжавшись в комок и заткнув уши. Но не дышать она не может, и поэтому еле сдерживается, чтобы её не стошнило, настолько плотно воздух пропитан удушающим ароматом крови.

   И ни она, ни её хозяйка, ни леди Лена не знают, что такими их и видит в этот момент в Зеркале Мира их хозяин.

   Он частенько смотрит туда, в Зеркало Мира. Иногда с радостью, иногда со злостью - и тогда это значит, что кто-то очень скоро будет лежать у его ног, скрученный болевым спазмом.

   Он видит их всех вместе не так уж часто. Два раза в год на официальных приёмах, которые устраиваются Кругом. Люди, бывшие вне закона, а ныне ленные лорды, в эти дни покидающие свои заново отделанные усадьбы. Родовая знать страны, тщательно скрывающая утгардские татуировки.

   Хейс. Молодая жена. Ужин при свечах. Поместье.

   Фэрли. С тяжёлой роскошью обставленный кабинет. Какие-то служебные бумаги. Бокал вина в изящных пальцах. Канцелярия Круга.

   Картер. Реторты, колбы и странного вида предметы. На столе вперемешку бумаги, какие-то металлические инструменты и тарелки с остывшим обедом. Башня Наук.

   И ещё много, много лиц.

   И те, кто интересует его больше всего.

   Близзард. Верхняя юбка подоткнута, нижняя в тёмных брызгах. Рукава закатаны. В глазах - безумный блеск.

   Легран. Такая же картина. Никто и не сомневался. Где?

   Макрайан. Ссадины на костяшках пальцев. Окровавленные перстни, которые он вытирает носовым платком. Шотландия. Кастл Макрайан.

   И змеятся на коже чёрные зигзаги "волчьего крюка", навечно вплавленные в плоть.

   Всё, что ты хочешь, - наручники, сковывающие лучше любых кандалов и казематов. Дарующие власть, но отнимающие свободу.

   Ах, да, самое главное. Монфор. Сидит у окна, на коленях свёрнутая газета. Трепещущее пламя свечи. За стеклом падает снег. Близзард-Холл.

   Он тоже вряд ли откажется от того, чего хочет. Никто не откажется. А снег всё идёт...

   Крючконосая старуха сидит и вертит в руках, похожих на виноградные плети, хрустальный шар. "...Раз после долгой зимы голодная стая затеет охоту. Но вырастет мальчик-пастух, отмеченный руной Победы на левой руке, и стадо волкам не отдаст - убьёт вожака. Мать принесёт его вместе с луною, войдёт что в земли тень, и будет он точно тогда же с той силой, что в десять раз больше обычной... Всего только часа не много - но и не мало, чтоб стяг водрузить с шкурой зверя, как руна о том говорит..." Старуха смеётся хриплым, каркающим смехом, как ворона, усевшаяся на кладбищенском вязе, - хрустальный шар выскальзывает из её пальцев и разбивается на тысячу осколков, сверкая искрами граней, и рассыпая белые крупинки... Вихрем взвивается метель и скрывает картинку за непроницаемой пеленой времени.