По ту сторону реальности. Том 2 - [78]

Они вырезали из дерева мое изображение. Они молились на меня, принося на алтарь вяленое мясо и хлеб. Они звали меня Белым Волком и Славным Помощником. Они наделили меня такими свойствами, которых у меня отродясь не было, и поклонялись мне, прося заступничества. Я делал, что мог для этих слабых и жалких людей, которые пришли на смену могучей цивилизации, уничтоженной войнами и природными катастрофами, в которых сгинула моя Лика. От того мира, который я ещё смутно помнил, не осталось ничего, но я продолжал бороться, хотя и не видел смысла в жизни без Лики. Но это был мой выбор. И на заре новой эры возрожденного человечества я стал единственным, кто мог поддержать людей на их нелегком пути к новому величию.

Дмитрий Савельев

г. Новомосковск, Тульская область

Устинья

Дом тетки Устиньи, что на Дедиловских Выселках, стоял на самом краю деревни, был темен и неприветлив для чужаков. Небольшое подворье заросло крапивой и чертополохом, а от некогда радующего глаз цветущего яблоневого сада осталась пара засохших деревьев, казалось, в отчаянии опустивших свои черные ветви, будто вспоминая о годах цветения и до сих пор не свыкшись со смертью.

Сама же Устинья была еще не старая, сорока пяти лет от роду, ростом невысока, худощава и черноволоса. Жила она затворницей, в церковь, что при Веневе монастыре, не ходила, поста не блюла. А на пропитание себе зарабатывала малой ворожбой да знахарством. В ее небольшой светелке всюду висели пучки трав, глиняные горшочки и плошки таили в себе всяческие зелья и коренья. Были тут и высушенные лягушачьи лапки, крысиные хвосты и черные тараканы.

На деревне тетку Устинью уважали, ведь не было, наверное, ни одной семьи, которая хоть раз не обратилась бы к Устинье за помощью. Да что там деревня – вся округа аж до города Венева теткиными услугами нет-нет да и пользовалась. Лишь местный батюшка церкви Свято-Никольского монастыря отец Феофан, едва завидев Устинью, обходил ее стороной, бормоча себе под нос, что бес попутал: однажды обратился к Устинье с больным зубом. «Но ведь помогла, чертовка, однако», – бормотал батюшка.

Из дома Устинья выходила редко, разве что в пору цветения трав замечали её в лесу, где она собирала коренья да ягоды разные для своих снадобий.

Но все же было еще одно место, где можно было увидеть ее – это старый Дедиловский погост. Там у тетки Устиньи в скромной могилке под покосившимся крестом покоился ее любимый сын Ванюшка. Было Ванюшке пятнадцать, когда утонул он в местной речке под названием Осетр.

С тех под жила Устинья одна в своем старом, разом опустевшем доме. После похорон Ванюшки, вернувшись с кладбища, она сняла со стены икону и в сердцах швырнула ее об пол, а потом и вовсе выкинула ее куда-то, более не вспоминая о Господе.

Частенько сидит она у могилы своего Ванюшки, едва заметно покачиваясь, похожая на черную нахохлившуюся птицу, не мигая, глядит отрешенным взглядом в землю.

– Ох, болею, Устиньюшка-матушка, все нутро болит, спасу нет, – говорит девка Наталья, грудастая пышная баба. – На тебя только и надеюся, помоги, родимая! Вот ужо я тебе яичек да сальца принесла.

– Любишь ты пожрать, Наталья, отсюда и болезнь твоя, – отвечает Устинья, размешивая в плошке какое-то снадобье. – Вот отвар тебе из корешков, будешь пить три раза на дню. Да на сало меньше налегай.

Раскланивается Наталья и уходит довольная.

К вечеру к Устинье приходит местный кузнец Федот. Левая рука у Федота сильно обожжена и распухла.

– Помоги, хозяюшка, вот, в кузнице обжег. Болит, проклятая.

Лечит Устинья и кузнеца…

Вот так бесхитростно и живется на Дедиловских Выселках.

Купец Василий не в первый раз приезжает в деревню. Приезжает из самого города Венева, где у него большая кондитерская лавка, добротный каменный дом, жена Ксения Федоровна да пара ребятишек.

Едет Василий верхом на гнедом породистом скакуне, за которого отвалил деньги немалые. А тянет его на Дедиловские Выселки одна забота: полюбовница Анюта – девица красивая да статная, веселая и до ласк очень охотливая. Раскраснелся Василий, сидит на коне гордо, на людишек, мельтешащих на дороге, свысока поглядывает. Охмелевший от водки, перед дорогой выпитой, и от предвкушения встречи с Анютой очень довольный. За полой его кафтана заложена плеточка, но конь его породистый идет уверенно и без норова, так что плеточка вроде и ни к чему.

Устинья торопилась на кладбище. Приснился ей Ванюшка и очень просил баранок с маком – любил он их всегда.

Купив в лавке баранок и завязав их в узелок, запахнула черную свою шаль Устинья и – скорей к кладбищу. Задумалась и не заметила, как из– за угла поворота улочки прямо на нее вылетел гнедой жеребец. Толкнул он Устинью своей мощной грудью, упала тетка Устинья, рассыпав баранки, для Ванюшки приготовленные, прямо в грязь. Заржал сидящий на коне красномордый малый, заржал не хуже своего коня:

– Куда ж ты прешь, тетка, аль не видишь – купец едет!

Поднялась Устинья, бледная от обиды, да и говорит:

– Хоть и купец ты, да дурак. Смотри, сам не ослепни, когда беда придет!

– Ах ты! Еще и лается, старая потаскуха! – закричал Василий и, выхватив плетку, с силой ударил ею по лицу Устинью.