По ту сторону рассвета - [11]

— Вот как, — Лютиэн потрясенно качнула головой. — Ты уверен, что не ошибаешься?

— На девять десятых. Ты помнишь подаренного гномами пардуса, долгие годы проведшего в клетке? Сломанная гордость. У этого человека стать и взгляд вождя, но порой он словно внутренне склоняется, сгибается до самой земли. Он раздвоен, разорван пополам. Это мучает его.

Лютиэн вздохнула.

— Не так давно матушка предсказала, что с севера придет человек, смертный, который сможет пройти через Завесу. И появление этого человека будет означать, что час Дориата близок. Что именно произойдет и как — не было ей открыто, но этот человек изменит судьбу всего Белерианда — навсегда и необратимо.

— О! — Даэрон впервые слышал об этом предсказании — Мелиан произнесла его только в присутствии мужа и дочери. Так вот оно что… Король Элу, Серебряный Плащ… Он горд, ему трудно, мучительно признавать над собой чью-то власть — хотя бы и власть Судьбы. И он мудр — он знает, что с Судьбой не спорят. Ее можно обойти — но очень, очень трудно… И — только по мелочам.

— Отец хочет задержать смертного, чтобы понять — как именно его судьба сплетена с судьбой королевства, — принцесса опустила ресницы. — Я думала, он прикажет отпустить Берена. Даэрон, я не хочу больше водить его кругами. Если отец не желает упускать его из виду, почему бы нам не разрешить человеку поселиться где-нибудь на окраине… Например, в твоем охотничьем домике?

— Это замечательная мысль, — сказал Даэрон. — Сделаем завтра же.

* * *

Тропинка вела на запад.

Как она появилась там, где ее и в помине не было еще вчера? Или была, да он не замечал? Чушь, тропинку проглядеть он не мог… И все же — откуда она взялась, ведь все как вчера, все на своих местах?!

Эльфийская магия. Он хотел на запад — его ведут на запад… Если не опять по кругу. Тревога уходила: признаков того, что его ведут куда-то не туда, Берен не замечал. Когда день сошел на нет, он увидел дом…

Люди сказали бы, что это неимоверно старый дуб, полый внутри, кем-то приспособленный для удобного ночлега: навешен полог, внутри лежит свернутый гамак и несколько льняных одеял, рядом вырыт колодец, обложенный диким камнем, трава на полянке как нарочно мягкая, высокая и густая, и в прохладной ямке под корнем кто-то оставил корзину с едой. Все как положено: волшебный дом для сказочного витязя…

Меньше всего хотелось бы вламываться в чужое жилище, тем более — жилище эльфа. Берен решил ограничиться внешним осмотром, и почти сразу заметил в корзине кусок бересты, исписанный рунами Даэрона.

«Берен, сын Барахира. Ты находишься в королевстве Элу Тингола и должен следовать нашим законам. Еда, одежда, оружие, постель и кров — для тебя. Оставайся здесь, пока тебе не позволено будет уйти. Жди».

Берен сел на выпирающий корень дуба, вертя послание в руках. Значит, в королевстве Тингола… Но не мог же он пересечь Завесу! Не мог… Или мог? Он достал из-за пазухи ладанку, развязал ее и вытряхнул на ладонь свитую кольцом длинную прядь каштановых волос и перстень Фелагунда. Погладив локон пальцами, спрятал обратно. Перстень оставил на ладони.

Две змейки — золотая и серебряная, с изумрудными глазами — сражались, сплетясь телами, за корону. Не столько украшение, сколько знак власти. Символ дома Финарфина… Единственного нолдорского дома, для которого были открыты рубежи Дориата… Берен спрятал перстень обратно. Он не любил смотреть на кольцо: слишком живо помнилось, как вожак орков размахивал в темноте отрубленной рукой отца, и изумруды вспыхивали в отсветах костра…

Надо было как-то устраиваться. Надо было найти хоть кого-то из эльфов и узнать, наконец, о дороге в Димбар.

В «доме» Берен нашел лук и колчан со стрелами. Кроме одеял, была там и эльфийская накидка с капюшоном. Была куртка и две рубашки из тонкого льна. Были новые сапоги — высокие и мягкие, какие носят эльфы. Были штаны — не узкие, нарядные, а просторные, походные. Все — серых и зеленых цветов, все ношеное.

Берен нашел нужным нацарапать на бересте слова благодарности и вывесить ее снаружи, приколов ножом.

Он переночевал в доме — а утром проснулся от пения флейты.

Бересты не было, нож торчал на месте. Берен какое-то время стоял неподвижно, потом побежал с поляны — на звук. Почти сразу же открылась тропа — Берен уже не удивлялся тому, что вчера ее не было. Музыка приближалась, и за первым же поворотом он увидел флейтиста — высокий черноволосый эльф, одетый в простой охотничий костюм вроде того, что сейчас носил и Берен; но на эльфе все это сидело с таким изяществом, что он казался нарядным.

Эльф, завершив мелодию, отнял флейту от губ и сказал:

— Я Даэрон, Голос короля Элу Серебряного Плаща. А ты — Берен, сын Барахира?

Берен кивнул.

— Ты и вправду не можешь отвечать?

Берен покачал головой, поднес руку к горлу и к губам: когда он пытался говорить, лицо и горло сводила судорога. В горах это его не беспокоило: ведьма, не смущаясь его немотой, говорила за двоих. За троих, считая козу. Сейчас же невозможность вернуть себе речь и память порой повергала его в отчаяние. Хоть плачь, хоть смейся: Берен Талискаран, Берен-Скорый Язык — нем как бревно… То-то порадовались бы те над кем он насмешничал прежде…