По ту сторону - [2]

Шрифт
Интервал

…Как чудесно, что у Полли все в порядке. Кем бы она не была. Эта та твоя школьная подруга, которая уезжала учиться заграницу, а вернулась 2 года спустя с ребенком на руках и без гроша в кармане? Или твоя бывшая соседка, сбежавшая от родителей к мужу, а потом от мужа обратно к родителям? Нет. Но как же ее звали?.. Они еще потом собаку завели… Или не они…

…О нет! Ну какое мне дело до цветов у тебя на свадьбе? Ставь ты хоть кактусы, только не ори так. Свадьба! Точно. Когда же она? Если спрошу, обидится… Ладно. Может, сама как-то напомнит.

…Июнь? Что в июне? Ах, свадьба! Ну да. Лето, туфли, трава. Только какого числа? Неважно, еще успею купить подарок, времени полно. Или нет? Сейчас март, значит, у меня еще примерно 3 месяца. Нужно еще придумать, что дарить, выбрать день, объездить кучу магазинов и не сойти с ума. Надеюсь, что успею. Это еще нескоро, конечно, но я так люблю все откладывать.

…Что миленькое? Какие занавески? Ты переезжаешь куда-то? А, мама купила домой новые занавески. Мне бы такие заботы. Про занавески мне рассказывает… В нашей деревне этими занавесками только пыль собирать.

Все эти мысли проносились в его голове, сменяясь волнами злости, вызванными очередным пронзительным воплем, но не заглушая окончательно давящее раздражение. Ужасно хотелось сказать что-то язвительное, пожалуй, даже откровенно злое. Лишь бы замолчала. Все, до мельчайших деталей, присущее его младшей сестре, как и практически всем остальным членам семьи, действовало Даррену на нервы: их провинциальные нравы, привычки, манера одеваться и говорить, традиции и обычаи, давно превратившиеся в глазах цивилизованного общества в смехотворные пережитки прошлого. Но больше всего он терпеть не мог в них то, что они так напоминали ему самого себя шесть лет назад, когда он уехал из родного захолустья и отправился искать то, что обычно называют «лучшей жизнью», в большом городе. Эти 6 лет изменили его почти до неузнаваемости. Почти. Этот сохранившийся налет примитивности, незаметный для окружающих, но вызывающий порой диссонанс в его ощущении мира, жизни и самого себя не давал ему покоя. Так человек в ходе эволюции научился контролировать животные инстинкты, руководящие его предками, но они все так же живут в нас, выжидая подходящий момент, чтобы вырваться наружу. Порой им это удается. А бывает и так, что они лишь маячат на периферии нашего сознания, напоминая о своей власти над нами. Подобным образом, стараясь уйти от прошлой жизни и стереть прошлое, мы можем только запрятать их как можно дальше, запереть на прочный засов и оставить их там покрываться паутиной времени. Но нам никогда не уничтожить их.

Поэтому сейчас, слушая совсем не похожий на городской и до тошноты, как ему казалось, дикий говор сестры, порождающий сомнения в его собственной маленькой эволюции, Даррен уговаривал себя не нагрубить ей и не бросить трубку. Он напоминал себе, как они были близки в детстве: как вместе удирали по ночам искать клад, желательно в саду у соседей; как после этого он всегда брал удар на себя, пряча ее, плачущую, у себя за спиной, будто так она становилась невидимой для разозлившихся родителей; как он учил ее пускать камешки по воде и лазать по деревьям; как он отгонял от нее дворовых собак, которых она до смерти боялась в детстве. Как же все было просто тогда. Ему казалось, что лучше и быть не может, и он никак не мог понять, чего вечно не хватает этим снобам — как называл их отец — в больших городах…

— Алло! Даррен? Даррен? Бочонок? Ты меня слышишь?

Видимо, он слишком надолго пропал в мире грез и воспоминаний, и теперь в качестве расплаты ему напомнили с детства ненавистное прозвище. Сердце забилось чуть чаще, и пришлось вновь подавлять подступившую к груди ярость.

— Да-да, я здесь.

— Ну что скажешь?

— Что скажу?.. — Даррен точно знал, что какая-то часть его мозга слышала, что сказала Марта, но делиться этой информацией она не хотела. Можно было положиться на удачу и дать расплывчатый и ничего не значащий ответ, но это был бы слишком отчаянный блеф. Надежней было сдаться. — Насчет чего?

— Как это насчет чего? Насчет твоего приезда домой, конечно! Опять не слушал?

— Прости, голова раскалывается…

— Но ты же помнишь, что мы ждем тебя на годовщину родителей? Я спрашивала, когда ты прилетишь, чтобы мы могли тебя встретить в аэропорту.

Встретить меня в аэропорту? Чтобы я потом провел четыре часа в машине в вашем обществе без шанса на спасение? Нет уж, спасибо.

— Спасибо за предложение, но я как-нибудь сам разберусь. Тем более, я еще не покупал билет, так что, не знаю, когда прилечу.

— Ну что же ты! Покупай скорее! Чтобы Стив успел отпроситься с работы и забрать тебя.

— Ты меня слышишь вообще?! Я сам… — он выдохнул и понизил голос. — Я сам доберусь. Честное слово. Не стоит беспокоить… Стива. У него наверняка куча работы.

— Ой да. Ты прав. Знаешь, недавно…

— Марта! Дорогая моя, любимая сестра, — он уже готов был разбить ни в чем неповинный телефон, только бы этот бесконечный и настолько же бессмысленный разговор закончился, — У меня действительно ужасно болит голова. И море работы к тому же. Почему бы тебе не рассказать мне все, когда я приеду?


Рекомендуем почитать
Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.


Ценностный подход

Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.


Дом иллюзий

Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.


Дешевка

Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.


Вторая березовая аллея

Аврора. – 1996. – № 11 – 12. – C. 34 – 42.


Антиваксеры, или День вакцинации

Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.