По ту сторону - [27]

Хьюлетт вынул из кармана автоматическое перо, вырвал из записной книжки листок бумаги и написал на нем следующую формулу:

Σ = MC²

— Я обозначаю через Σ энергию массы M; величина этой энергии, как видно из равенства, определяется произведением массы на квадрат скорости света, на C². Это значит, что если даже самую маленькую массу удалось бы полностью превратить в энергию, то эта последняя оказалась бы чрезвычайно велика…

— Почему? — спросил заинтересованный Громов.

— Очень просто. Потому что величина C² огромна. Свет распространяется со скоростью в 300 000 километров в секунду, а в формуле величина C дана в сантиметрах в секунду, да еще помножена на себя самое. Как бы малой ни была величина M, но, если вы умножите ее на огромное число, произведение даст вам цифру не меньше, чем с двадцатью нулями…

— Хорошо, — сказал Громов, — это я понял. Но я не вижу связи между вашей мыслью и нашим путешествием на эту планету…

— Подождите, мой друг, сейчас я все вам объясню. Повидимому, дело обстояло так, что вы все, то есть и вы, и ваши приятели, были нацело превращены в энергию и в таком виде перенесены через эфир. Я хочу сказать, что вы были превращены в мощную волну энергии, отраженную от земли и возвращающуюся к тому месту, откуда была послана волна, принятая на ваш приемник. Эта волна несла большую дозу энергии, оказавшуюся достаточной для того, чтобы заставить разложиться один какой-нибудь атом… Этим объясняется яркая точка внутри катушки — это след целого ряда атомов, распавшихся вслед за первым.

— Ага, — сказал Громов, — понимаю…

— Немудрено, что получившаяся от распада энергия имела очень малую длину волны, ведь частота энергетического излучения зависит по закону Планка от количества излученной энергии…

Хьюлетт написал на бумажке другую формулу:

— Это математическая формулировка закона Планка. Вы видите, что чем больше E, тем больше ν, следовательно, тем меньше длина волны. Так вот, получившаяся после взрыва энергия равнялась, стало быть, произведению всей взорвавшейся массы на квадрат скорости света. Эта энергия излучилась в пространство в виде квантов огромной величины, проницающая способность которых превышает проницающую способность даже ультра-коротких радиоволн. Я склонен думать, что вы были перенесены на эту планету не в виде радиоволн, длина которых даже в случае исключительно коротких волн измеряется миллиметрами, а в виде космического излучения чрезвычайной мощности…

— Эге, — важно сказал Громов, почесывая в затылке, — я и сам так думал…

— Каким образом эта энергия была снова превращена в материю, — продолжал Хьюлетт, — этого я не могу объяснить. Быть может, жители этой планеты владеют особыми, нам еще неизвестными, способами для решения задачи о разрушении и построении атомных ядер…

Глава XXII. Из дневника радиста Эффа

13 августа

Шторм благополучно кончился.

Всю ночь волны тревожно бились о стальные борта «Красного знамени». Стонал ветер, путаясь в снастях, и серые клочья пены растекались по мокрой палубе.

Это было моим боевым крещением и, как говорят товарищи, я выдержал его с честью. Минутами казалось, что качка становится невыносимой — сердце точно выскакивало из грудной клетки.

Я дежурил на радиостанции. В эфире царило молчание, и, несмотря на сильнейший шторм, за всю ночь не раздалось ни одного SOS'а. Может быть, не стоит в этом признаваться, — но я был немного разочарован.

К утру ветер затих. Реже перекатывались через палубу белые гребни затухающих волн, а часам к шести сквозь расползающуюся дымку тумана выглянуло голубое небо. Мокрую палубу скоро высушило солнце.

Идем хорошим ходом по направлению к Азорским островам. Погода прекрасная, и можно расчитывать на то, что учебный рейс «Красного знамени» закончится без бурь.

Теперь — спать. Бессонная ночь требует компенсации.

14 августа

Событие.

Рано утром на палубе раздался крик:

— Человек за бортом!

Я выбежал на палубу. В бинокль было очень хорошо видно: на волнах покачивались обломки самолета, а сверху, держась за тросс, стояла человеческая фигура и махала платком.

Товарищ Горский, командир судна, немедленно распорядился застопорить машину и спустить шлюпку. Я попросился в команду и получил разрешение сойти в шлюпочку и сесть за руль.

Гребцы налегли на весла. Шлюпочка легко скользнула по волнам и через несколько минут «Красное знамя» осталось далеко позади. На мостике была видна коренастая фигура Горского, не отнимавшего от глаз бинокля.

Метров за двадцать до обломков я скомандовал:

— Суши весла!

И повернул руль, намереваясь подойти левым бортом.

Человек на самолете сильно замахал платком, и я услышал его охрипший голос:

— Au secour, de grace!…[8]

Значит — француз. Мое знание языка может пригодиться.

Мы взяли потерпевшего крушение в шлюпку. С ним был большой чемодан, очень тяжелый. Из расспросов выяснилось, что француз — пассажир самолета, летевшего из Америки в Европу. Летчик, повидимому, утонул. Виновница катастрофы — вчерашняя буря, из-за которой самолет потерял направление, был сбит ветром и должен был сделать вынужденную посадку в открытом океане. Сломанный фюзеляж, поковерканные крылья — это все сделано волнами.