По ту сторону - [25]

— Чорт возьми, скоро ли вы наладите эту музыку? — опросил он довольно нелюбезным тоном. — Times is money[7], знаете ли вы это, мистер… э-э… как вас.

Делакруа, не отвечая ни слова, отмахнулся от Броуна, как от надоевшей мухи. Броун разгорячился еще больше.

— Слушайте, мистер… э-э… Далькроз, — заявил он, вскакивая с табурета, — за что, собственно, вы хотите получить с меня миллион долларов, уж не за удовольствие ли присутствовать при ваших манипуляциях с этой штукой?

И Броун негодующим жестом указал кончиком сигары на передатчик HI-19.

— Подите вы к чорту с вашим миллионом, — ответил, повернув голову, Жозеф. — Я только что начал что-то принимать. Если вы хотите говорить с Элинорой, то сидите смирно и не мешайте. Поняли? Иначе я не…

Лицо Жозефа вдруг стало сосредоточенным и важным. Не докончив фразы, он приложил к губам палец и снова взялся за конденсатор.

— Есть, — сказал он, — переключая приемник с телефона на громкоговоритель. — Слушайте…

И в пустой лаборатории гулко раздались слова, произнесенные хотя и искаженным в репродукторе, но столь знакомым Жозефу голосом профессора Джемса Хьюлетта:

— …несколько изменилось. Мы не в свободном эфире, а на планете, жители которой встретили появление ракеты каким-то заунывным гимном…

— Изменилось положение, — пояснил Жозеф.

— Вызовите к аппарату Элинору, — мрачно сказал Броун.

Жозеф придвинул к себе микрофон.

— Слышите ли вы меня, профессор? Слышите ли вы меня?

Репродуктор смолк, а затем, когда Жозеф еще раз повторил свой вопрос, внятно ответил:

— Слышу.

— Мистер Хьюлетт, — сказал Жозеф в микрофон, — не откажите в любезности попросить к аппарату мисс Элинору… Ведь она уехала с вами.

— Мисс Элинора здесь.

— С ней хочет говорить ее отец…

— Подождите минуту, — сказал репродуктор.

Генри Броун приблизился к аппарату. Жозеф отошел в сторону, уступая миллионеру место у микрофона. Тяжело дыша, Броун наклонился к аппарату.

— Нора?

— Да, это я.

Услыша голос Элиноры, Жозеф Делакруа невольно вздрогнул. Закрыв глаза, он прислушивался к словам, не понимая как следует их смысла; ему казалось, что Элинора здесь, в Нью-Йорке, что ничего не произошло, что сейчас, стоит только захотеть — и Элинора приедет в лабораторию…

— Нора, — говорил Генри Броун, — Нора, ты опять меня огорчаешь… Скажи, пожалуйста, на какого чорта тебе понадобилось ввязываться в эту дурацкую историю. Неужели ты не могла съездить снова в Холливуд, если уж тебе стало так скучно в Нью-Йорке?..

В голосе Элиноры зазвучала нотка неудовольствия.

— Боже мой, папа, неужели вам не надоело вспоминать мои старые грехи. Говорю вам, я оказалась в ракете совершенно случайно, и путешествие мое, как уверяет профессор, совершенно непредвиденная вещь…

— Когда ты вернешься, Нора?

— Как я могу ответить на этот вопрос, — задрожал серебристый голосок мисс Элиноры Броун, — ведь нас держат взаперти, и мы никак не можем договориться с местным населением…

— Предложи им чек на Уолл-стритский банк…

— Бесполезно, папа.

До сознания Жозефа неожиданно дошли последние слова Элиноры. Проведя рукой по волосам, он отогнал навязчивое видение, тяжело вздохнул и посмотрел на Броуна. Капли пота стекали по лицу консервного короля; он тяжело дышал и мял в зубах погасшую сигару.

— Она просто не хочет, — прошептал едва слышно Броун.

Жозеф оттолкнул его от аппарата и крикнул в микрофон:

— Элинора. Дорогая мисс Элинора.

— Это вы, Жозеф, — раздался голос Элиноры. — Это вы, дорогой мой?

— Это я, да. Бога ради, скажите, где вы?

Репродуктор воспроизвел нечто вроде тяжелого вздоха.

— Ах, если бы я знала. Хьюлетт говорит, что на одной из планет этой самой… как ее… солнечной системы. Я не знаю, право, что будет с нами. Но здесь есть люди, и даже очень похожие на земных людей. Быть может, с ними можно будет сговориться… Все сложилось так странно…

Разговор Жозефа с Элинорой длился достаточно долго. Изумленный Жозеф понял из рассказа Элиноры причину своего ареста, он узнал о том странном сплетении обстоятельств, которое привело к событиям, уже известным читателю. Генри Броун сидел поодаль, закрывши лицо руками и, казалось, не слышал ничего.

Когда Элинора кончила свой рассказ, громкоговоритель снова заговорил голосом Хьюлетта:

— Мистер Делакруа, энергия аккумуляторов истощается. Нам придется прервать разговор до тех пор, пока мне не удастся их перезарядить. Объявляю перерыв на неопределенное время… Алло… алло… я выключаю…

Репродуктор захрипел и смолк.

За окном лаборатории нависла темная ночь. Ветер гудел в щелях между досками, закрывавшими окна. Двое мужчин, сидевших в лаборатории, молчали и не глядели друг на друга. Жозеф время от времени тяжело вздыхал и думал о тех счастливых днях, когда он мог в любую минуту видеть Элинору, нежно прижать ее к своему сердцу и без конца говорить ей о своей любви… Генри Броун мрачно хмурил брови, курил сигару за сигарой и все более и более укреплялся в убеждении, что Жозеф — наглый мошенник, обещавший ему вернуть Элинору и вместо этого показавший ему хрипящий громкоговоритель, в правдивости которого нельзя было быть уверенным. Броун заподозрил, что это фонограф с записью голоса Элиноры и что все это нарочно подстроено для того, чтобы выманить с него деньги.