По таёжным тропам. Записки геолога - [29]
Часа через полтора вернулись посланные на поиски ребята, ведущие «под конвоем» пропавшего прораба. Жалкий и грязный, весь какой-то опухший, он медленно шел, опустив голову, в явном состоянии тягчайшего похмелья, Вид его был настолько жалок, что я вместо намеченного громового разноса только махнул рукой и скорбно произнес: «Эх, Алексей Николаевич! Не ожидал я от вас такого поступка». Успенский молча ушел в кусты — переживать свое падение.
Через час мы уже были в пути. Перевалив приток Дебина — ручей Ягодный, мы пошли вниз по его симпатичной долине, где в изобилии был прекрасный корм для наших коняг.
Значительно ухудшилось положение, когда мы подошли к Дебину и стали спускаться вниз по его течению. Тропа, по которой мы шли, уперлась в русло Дебина и, нахально улыбаясь, смотрела на нас с его противоположного берега, куда нам никак нельзя было попасть, Дебин в это время года совершенно непереходим вброд. Пришлось идти по его левой заболоченной террасе, покрытой ягелем, где для коней совершенно не было корма. Мы шли вдоль террасы, придерживаясь только что проложенной телефонной просеки, с уходящими вдаль рядами белых телефонных столбов. Только поздно вечером нам удалось отыскать небольшую полянку, покрытую чахлой травкой в количестве, явно недостаточном для наших 18 лошадей. В довершение всего выяснилось, что в двух километрах ниже Дебин прижимается к левому берегу и пройти на лошадях здесь невозможно.
Переправа через Дебин
Пришлось задуматься над тем, как двигаться дальше. Надо было как-то переправляться через Дебин. Мы установили, что в одном месте посередине Дебина находится большой остров и русло реки здесь не превосходит 60 метров. Решили организовать переправу на плоту. У нас было, к счастью, много вьючной веревки — тонкой, легкой, изготовленной из манильской пеньки. Каждой партии было выделено по 10 килограммов такой веревки, что составляло около 150 метров. Метров 50 ушло на разные нужды, но по сотне метров осталось.
Мы изготовили из сухих тополевых стволов небольшой плот, состоящий из четырех семиметровых бревен. Основной задачей являлась переброска на остров конца веревки, которая была прикреплена к носовой части плота. Вторая веревка была закреплена на корме, и плот должен был переправляться с берега на берег методом перетяжки.
Вдвоем с коллекторам котовской партии Грядковым, захватив зубами конец вершки, мы «кролем» перемахнули через Дебин и перетащили к себе плот с первой партией груза. Плот, как по расписанию, заходил с берега на берег и обратно. Прискорбно было только то, что это был берег острова и всю процедуру переправы пришлось повторять дважды. Лошадей мы перегнали вплавь.
Переправа через Дебин заняла у нас около семи часов непрерывного труда. Зато теперь мы были застрахованы от всяких неожиданностей. Вскоре мы вышли на тропу, идущую на Оротук.
Дни проходили неторопливой чередой, заполненные однообразными дорожными происшествиями. Становилось все теплее и теплее, и комары все сильнее давали себя знать. Наши бедные лошади сильно страдали от этой надоедливой нечисти. На ночевках приходилось раскладывать огромные дымокуры, чтобы как-то обеспечить коням нормальный отдых. Для 18 лошадей надо было разыскать, собрать и принести немалое количество гнилья, которое, как нарочно, встречалось редко.
Около дымокура никогда не бывало пусто. Это был своего рода лошадиный клуб. Поест-поест какой-нибудь коняга вкусной сочной травки и, смотришь, галопом несется к дымокуру, лезет чуть не в самый огонь. Очистится немного от назойливого гнуса и стоит с блаженным выражением на морде — дремлет, отдыхает. Постоит, отдохнет и опять рысью мчится на кормежку.
По правому притоку Дебина — речке Дусканья мы 20 июня вышли на берег Колымы.
Дорога шла по хорошо видимой тропе, которая местами исчезала, упираясь в огромные тарыны (наледи). Своеобразное зрелище представляют такие громадные, свыше километра в поперечнике, пятна белесо-голубоватого льда, расположенные среди густой зелени окаймляющего их леса. Идти по льду замечательно. Нога спокойно ступает по плотной сухой поверхности, где только в небольших понижениях образуются лужицы. Лицо обвевает прохладный ветерок, и количество комарья сразу резко уменьшается. Мощность тарынов достигает пяти и более метров, и многие из них за лето не успевают растаять.
Временами после наледей мы теряли тропу и шли просто долиной реки. В одном месте я увидел медвежонка-пестуна, очень похожего на плюшевую игрушку. Цвет его шерсти в отличие от взрослых медведей, которые имеют черную или бурую окраску, был грязно-серым. Он находился метрах в 150 и, не замечая нас, медленно двигался наискосок, углубившись в свои медвежьи думы.
Отчетливо ощутив во рту вкус жареного медвежьего мяса, я тихонько вложил в свою двустволку пару жаканов, крайне сожалея, что винчестер находится у Успенского. Все шло как нельзя лучше, но вот кто-то, внезапно увидев медведя, закричал: «Медведь! Ату его, ату его, Айка!» Конечно, медвежонок пустился наутек я мгновенно исчез из поля зрения.
Взамен мяса Колыма щедро вознаградила нас зарослями дикого лука, который в изобилии рос прямо на прибрежной сланцевой щетке. Рабочие с жадностью набросились на него, да и мы отдали честь этой славной целительной травке.
