По современному - [4]

— Я думаю, не выпить-ли прежде всѣмъ по рюмкѣ, а потомъ и начинать? замѣтилъ Переносовъ.

— И то дѣло! отвѣчалъ Заливаловъ. Господа, передъ началомъ музыкально-литературно-химическо-физическаго вечера хозяинъ предлагаетъ выпить по рюмкѣ вина или водки! торжественно произнесъ онъ.

Гости двинулись къ столу съ закуской.

— Ты тамъ какъ хочешь, а я не буду пить, говорилъ Переносову Калинкинъ. Самъ знаешь, жена сидитъ дома одна… Ну, что ей за радость, — вдругъ я пьяный пріѣду? Къ тому-же я ей и слово далъ не пить.

— Господи, неужто съ трехъ-то рюмокъ?… Ну, для меня!…

Калинкинъ упирался, однако выпилъ. Всѣ сѣли по мѣстамъ.

— Отдѣлъ литературный! возгласилъ Заливаловъ. Петръ Иванычъ, обратился онъ къ литератору въ охотничьихъ сапогахъ:- садись за столъ и прочти намъ что-нибудь. Прочти свой разсказъ «Антошка юродивый».

— Какже я прочту, коли у меня нѣтъ рукописи. И кромѣ того, это историческое сочиненіе. Пускай вонъ Викентій стихи читаетъ! кивнулъ онъ на жолтый пиджакъ.

— Если нужно замѣнить номеръ, то я могу пропѣть комическія куплеты подъ фортепіано, предложилъ свои услуги Перепѣловъ.

— Сдѣлайте одолженіе, батюшка! воскликнули въ. одинъ голосъ хозяинъ и его другъ.

Первымъ вышелъ жолтый пиджакъ, тряхнулъ волосами, облокотился на стулъ и началъ читать какое-то стихотвореніе о «ней», о «звѣздахъ» и о «лунѣ». Окончивъ его, онъ принялся за второе въ томъ-же духѣ. Гости начали позѣвывать. Капитанъ и купецъ Русовъ поднялись съ мѣстъ и направились къ закускѣ. Наконецъ, жолтый пиджакъ умолкъ и поклонился. Ему аплодировалъ только одинъ хозяинъ. Мелочной лавочникъ, успѣвшій уже изрядно выпить, икнулъ и крикнулъ: «вотъ это чудесно!»

Послѣ жолтаго пиджака началъ пѣть куплеты актеръ Перепѣловъ, но тотчасъ-же сбился, всталъ изъ-за фортепіано и подошелъ къ закускѣ.

— Господа, по рюмочкѣ! крикнулъ Переносовъ и потащилъ Калинкина къ столу.

— Ни за что на свѣтѣ! упирался тотъ.

— А у насъ въ полку было такъ принято, — произнесъ капитанъ, — что ежели кто не пьетъ въ общей пирушкѣ, то тому выливаютъ на голову.

Калинкинъ попятился.

— Стаканчикъ красненькаго винца, ложалуй, можно! сказалъ онъ.

Между тѣмъ начались физическіе и химическіе опыты. Заливаловъ, засучивъ рукава своего кафтана, сталъ у электрической машины. Около него помѣстились Переносовъ и кучеръ Михайло.

— Алимпій Семенычъ, у насъ давеча банка съ водородомъ лопнула, сказалъ Михайло.

Заливаловъ схватился за волосы.

— Ну, не мерзавецъ-ли ты послѣ этого? Вѣдь ты меня зарѣзалъ! Есть-ли по-крайности сѣрный эфиръ?

— Эфиръ въ порядкѣ. Николай Иванычъ только самую малость кошкѣ на голову вылили.

— Господа, не угодно-ли кому-нибудь встать на эту стеклянную скамейку? предложилъ Заливаловъ. Я наэлектризую и тогда всѣ увидятъ, что волосы субъекта встанутъ дыбомъ. Кромѣ того, прикасающіеся къ нему почувствуютъ, что отъ него исходятъ искры.

Гости переглянулись между собою. Никто не рѣшался встать на скамейку.

— Что за радость безъ покаянія погибнуть! произнесъ купецъ Русовъ.

— Я бы всталъ, да у меня волосы коротки, добавилъ капитанъ.

— Михайло, становись ты! крикнулъ кучеру Переносовъ.

— Въ моментъ-съ! только дозвольте, Николай Иванычъ, прежде мнѣ выпить?

— Пей.

— Коли такъ, такъ и намъ слѣдуетъ по рюмочкѣ, послышалось у гостей и они потянулись къ закускѣ. Калинкинъ уже безпрекословно отправился за гостями.

Опытъ не удавался. Искры отъ Михайлы, правда, исходили, но волосы дыбомъ не становились.

— Ты, шельминъ сынъ, вѣрно опять волосы помадой намазалъ? крикнулъ на него Переносовъ.

— Помилуйте, Николай Иванычъ, да нешто я смѣю? отозвался Михайло.

Изъ всѣхъ химическихъ и физическихъ опытовъ всего больше понравилось гостямъ обмираніе и оживленіе птицъ. Всѣ заапплодировали. У Переносова отъ самодовольства и восторга даже показались слезы. Заливаловъ раскланивался. Къ нему подошелъ совсѣмъ уже пьяный мелочной лавочникъ.

— Дозвольте мнѣ, ваше благородіе, этого самаго спирту, сказалъ онъ… У меня жена — баба ретивая. Для нее прошу. Какъ зашумитъ она, я ее сейчасъ и обморю на время.

Послѣ опытовъ началось разсматриваніе «анатомическаго человѣка». Переносовъ разбиралъ его по частямъ и говорилъ:

— Вотъ это сердце, вотъ это селезенка, а вотъ, ежели: эта самая жила лопнетъ, то человѣку капутъ.

— А дозвольте васъ спросить, гдѣ въ человѣкѣ пьяная жаба сидитъ, что винища проситъ? спрашивалъ кто-то.

— Господа, теперь пожалуйте на верхъ, на обсерваторію! Тамъ у меня телескопъ и мы будемъ звѣзды разсматривать, предложилъ Переносовъ. Михаило, бери двѣ бутылки хересу и тащи за нами!

На «обсерваторіи» никто ничего не видалъ; но хересъ пили всѣ и такъ громко кричали «ура!», что съ стоящей рядомъ голубятни съ шумомъ вылетѣли всѣ голуби. Вдругъ на верхъ вбѣжалъ лакей и доложилъ, что пріѣхали дана.

— Ахъ, это французинки! воскликнулъ Переносовъ. — Алимпій Семенычъ, Бога ради!… и опрометью бросился внизъ.

Гости послѣдовали за нимъ.

Въ залѣ стояли «французинки». Съ ними пріѣхалъ какой-то долгогривый мужчина въ бархатномъ пиджакѣ. Заливаловъ отрекомендовалъ хозяина гостямъ. «Французинки» оказались говорящими по-русски, какъ русскія и даже съ вологодскимъ акцентомъ.