Было зимнее воскресное утро. Молодой купчикъ Семенъ Миронычъ Калинкинъ сбирался къ обѣднѣ и повязывалъ себѣ въ залѣ, передъ зеркаломъ, галстукъ. Въ спальной шуршала юбками его молоденькая жена.
— Шубку мнѣ къ обѣднѣ-то надѣть или чернобурый салопъ? спрашивала она мужа.
— Зачѣмъ шубку? Въ шубкѣ прошлое воскресенье были. Салопъ надѣнь, а то наши рыночники могутъ подумать, что мы его заложили.
— Стало быть, и браслетку брилліантовую надѣть?
— Вали и браслетку! Мужу кредиту больше. Оно, конечно, сегодня холодно, но все-таки, раза два-три руку-то выставить будетъ можно.
— А брилліантовыя серьги?..
Но въ это время раздался звонокъ. Разряженная Калинкина выбѣжала изъ спальной въ залу и начала заглядывать въ прихожую. Въ залу вошелъ молодой человѣкъ съ закрученными усиками. Онъ былъ въ синемъ суконномъ кафтанѣ на распашку, въ красной рубахѣ, плисовыхъ шароварахъ и высокихъ сапогахъ. Бросивъ. на стулъ шапку, онъ началъ раскланиваться.
— Николай Иванычъ! Какими судьбами?.. Сколько лѣтъ, сколько зимъ! Съ самой нашей свадьбы не бывали, а ужъ этому полгода будетъ! воскликнула Калинкина.
— Да, невозможно было-съ! отвѣчалъ онъ. — Сначала по покойникѣ тятенькѣ шесть недѣль справляли; потомъ, дорвавшись до гулянки, по клубамъ началъ чертить, а теперь свою собственную жизнь по современному устраиваю. Вѣдь у насъ при тятенькѣ была жизнь? Цѣлый день на фабрикѣ, либо въ конторѣ, а въ десять часовъ ужинъ и на боковую. А теперь не то, теперь у меня все по современному.
— Слышалъ, слышалъ, что ты чудишь. Зачѣмъ это въ такомъ костюмѣ-то? спросилъ Калинкинъ.
— Это я славянофиламъ подражаю. У меня теперь все по современному! Вотъ теперь Рождественскій постъ, а для меня дома скоромное стряпаютъ… Будетъ, достаточно тятенька надъ нашимъ братомъ потиранствовали! У меня теперь на квартирѣ при фабрикѣ и библіотека своя, и физика, и химія. Вчера на чердакѣ обсерваторію устроилъ и телескопъ поставилъ. Литератора при себѣ держу. Это по теперешнему мой первый другъ. Мы съ нимъ и букашекъ разсматриваемъ и луну… Птицъ моримъ и потомъ оживляемъ и все эдакое… Заливаловъ фамилія. Помнишь, мальчишки на Невскомъ книжку «Волчій зубъ» продавали, — такъ вотъ это его сочиненіе. Умнѣйшій человѣкъ! Теперича по утру онъ какъ встанетъ, чаю — ни-ни, а вотъ эдакой стаканъ водки… Мы думаемъ съ нимъ даже газету издавать…
— Отлично. Ну, садись!
— Ни Боже мой! Я на минутку. Я пріѣхалъ, чтобъ пригласить тебя въ Николинъ день ко мнѣ на имянины. Будетъ литературный, физическій и химическій вечеръ. Четыре бутылки одного киршвассеру для жженки купилъ. Пріѣдешь?
Калинкинъ взглянулъ на жену. Гость продолжалъ:
— Васъ, Анна Андренна, я не приглашаю, потому у меня холостой пиръ. Конечно, ежели бы вы были дама современная, то вамъ это наплевать… По современному, даже и дѣвицы къ холостымъ ѣздятъ. Впрочемъ, милости просимъ, можете съ моей маменькой посидѣть, только не совѣтывалъ бы, потому тоска…. Маменька у насъ теперь въ такомъ сюжетѣ, что у нихъ послѣ пятаго слова сейчасъ покойникъ тятенька пойдетъ, и ужь какъ затянутъ этотъ карамболь, такъ шабашъ! — до втораго пришествія… Такъ пріѣдешь, Семенъ Миронычъ?
Калинкинъ замялся.
— Да не знаю, право… Слова не даю. Ты самъ знаешь, я теперь человѣкъ женатый.
— Неловко ему одному… докончила жена. — Всего полгода женаты и вдругъ безъ жены… Онъ и не пьетъ ныньче… Къ тому-же къ вамъ на фабрику и далеко, оттуда ночью и извозчиковъ не найдешь. Еще ограбятъ, пожалуй!
— Насчетъ этого не сомнѣвайтесь, прервалъ гость. — Я пришлю за нимъ свою лошадь и на ней же обратно доставлю. Мой кучеръ Михайло — самая вѣрная Личарда. Онъ у меня теперь все: кучеръ, лакей, при химіи и физикѣ состоитъ и во всѣхъ передѣлахъ со мной бывалъ. Согласны?
— Да неловко, Николай Иванычъ! Ну, сами посудите, что я безъ него цѣлый вечеръ дѣлать буду?
— А вы тѣмъ временемъ поспите. Чудесно! Анна Андревна, на колѣняхъ васъ умоляю!
Гость всталъ на одно колѣно.
— Ахъ, срамъ какой! Что вы! Встаньте! взвизгнула Калинкина и бросилась поднимать его.
— До тѣхъ поръ не встану, пока не дадите согласіе!
— Согласна, согласна, только какъ онъ… Онъ и самъ не хочетъ.
Гость вскочилъ съ колѣнъ. Калинкинъ взглянулъ на жену.
— Развѣ ужь для того только, чтобъ литератора посмотрѣть, сказалъ онъ ей. — Помнишь, Аня, мы читали его книжку «Волчій зубъ»?
— Это что таракановъ-то въ землѣ нашли? спросила она.
— Нѣтъ «Волчій зубъ», красненькая книжка? Еще Петръ Семенычъ въ пьяномъ видѣ читалъ?
— Ахъ, помню, помню! Насчетъ того, какъ цыгане дѣвочку украли?
— Совсѣмъ не въ ту центру! отозвался гость. — Ну, да наплевать! Прощенья просимъ! Пора! Прощай, Сеня! Въ семь часовъ я пришлю за тобой лошадь. Радъ, что ты, по-крайности, посмотришь, какъ люди по-современному живутъ.
— Главное, къ вину его не приневоливайте и къ двѣнадцати часамъ домой доставьте… упрашивала Калинкина.
— Какъ рѣдкій брилліантъ доставимъ! Прощай! Прощайте!
Гость раскланялся и изчезъ.
Про купеческаго сына Николая Иваныча Переносова, всѣ его родные и знакомые въ одно слово говорили, что онъ пустой человѣкъ. И въ самомъ дѣлѣ, оставшись послѣ смерти отца, человѣка суроваго и строгаго, недозволявшаго сыну ни малѣйшихъ развлеченій. Переносовъ совсѣмъ пересталъ заниматься дѣломъ. Фабрикой управлялъ приказчикъ, а онъ только и дѣла дѣлалъ, что разъѣзжалъ до трактирамъ, по театрамъ и клубамъ. Въ одномъ изъ трактировъ онъ познакомился съ нѣкіимъ Заливаловымъ, въ сущности праздношатающимся человѣкомъ, но который, однако рекомендовался ему какъ литераторъ и адвокатъ. Въ трактирѣ Заливаловъ былъ «завсегдатаемъ», держалъ себя очень развязно, присосѣдивался къ угощенію загулявшихъ купцовъ, показывалъ имъ разные фокусы съ серебрянными монетами и, напившись пьянъ, кричалъ «всѣхъ пропечатаю», вслѣдствіе чего приводилъ купцовъ въ немалый трепетъ, и они тотчасъ-же старались или дать ему взаймы рубля два-три или проиграть ихъ ему въ орлянку. Между трактирной прислугой про него ходила молва, что «онъ у мировыхъ такой свѣдущій человѣкъ, что даже и виноватаго можетъ сдѣлать правымъ». Знакомство Переносова съ Заливаловымъ началось съ того, что тотъ его обыгралъ на бильярдѣ на пять рублей и подарилъ ему свою книжку «Волчій зубъ». Переносовъ тотчасъ же потребовалъ бутылку «шипучки въ бѣломъ клобукѣ» и сообщилъ, что давно уже ищетъ случая познакомиться съ умными людьми, а въ особенности съ литераторами. При слѣдующей встрѣчѣ, Заливаловъ говорилъ уже Переносову «ты», прямо требовалъ отъ него угощенія и повезъ его наблюдать воровскіе нравы въ трактиръ «Малинникъ», послѣ чего они попали въ Екатерингофъ, а на утро Переносовъ и самъ не знаетъ, какъ литераторъ Заливаловъ очутился у него спящимъ въ его кабинетѣ. Съ этого дня. онъ не покидалъ уже болѣе Переносова и поселился у него. Каждый день придумывалъ онъ какую-нибудь новую закуску или настой для водки, при чемъ, при выпитіи первой рюмки, стрѣлялъ изъ пистолета холостымъ зарядомъ, научилъ Переносова варить жженку, жарить бивштексъ на прованскомъ маслѣ и разгрызать рюмку безъ видимаго ущерба для рта. Переносовъ былъ отъ него въ восторгѣ.
